Хостинг от uCoz
Главная |
Начало раздела |
Философия осуществляет рефлексию парадигм (образцов, идеалов) научного знания и одновременно участвует – явно или неявно – в выработке новых парадигм. Доминирование той или иной философии задает соответствующий парадигмальный настрой в той или иной сфере познания. По отношению к социально-гуманитарному знанию наиболее репрезентативными являются парадигмы, инициируемые позитивистской, марксистской, неокантианско- герменевтической и постмодернистской философией. Дадим краткий критический анализ этих подходов.
Для позитивизма идеалом научного познания является формализованная система, причем основания формализации выбираются произвольно и принимаются на основе конвенции. Специфика гуманитарного знания не учитывается, и гуманитарные дисциплины становятся просто полем интерпретации формальных моделей. Гуманитарное знание воспринимается как до конца, в принципе, формализуемый текст. Средством формализации могут оказаться, к примеру, системный подход или структуралистские посылы К.Леви-Строса. Я не отрицаю аналитического значения (а в случае с системным подходом даже и необходимости) таких приемов, но они явно не достаточны по отношению к специфической сути гуманитарии. Более того, иногда они способны искажать действительное положение вещей, если интерпретации формальной схемы не предшествует содержательное рассмотрение проблемы. Но содержательный анализ предполагает возможность отражения объективной истины, а не просто конвенционального принятия «правил игры» и формальной непротиворечивости.
Марксизм выгодно отличается от позитивизма именно признанием объективной истины. Но, к сожалению, он также остается абсолютно «неэкзистенциальным», не схватывающим специфики гуманитарии. Не случайно в советский период нашей истории социально-гуманитарные дисциплины назывались общественными науками. Человеческая индивидуальность фактически сводилась к функции общественных отношений, субъективное - к функции и отражению объективного, к надстройке над базисом. Предметная область гуманитарии содержит в себе объективные социально-экономические структуры, но её специфика не редуцируется к их следствиям (расхожая фраза об «относительной самостоятельности» не спасает положения дел). Объективация должна лежать в основе формализации, но ни та, ни другая не достаточны для понимания собственной сущности гуманитарии, отличия humanities от sciences .
Представители Баденской школы В.Виндельбанд и Г.Риккерт, напротив, исходили из принципиальной неформализуемости и отсутствия полной объективируемости идиографического (исторического) знания в силу того, что история имеет дело с неповторимыми ситуациями. Гуманитарное знание при таком подходе получается посредством вживания в иную субъективность (этот аспект был наиболее полно разработан В.Дильтеем).Указание на оба эти момента – неповторимость и особый способ её постижения – справедливы, и в этом бесспорное преимущество данной позиции по сравнению с марксизмом и позитивизмом. В наше время эта линия продолжена Х.-Г.Гадамером: « Для произведения искусства, сколько бы оно ни представлялось исторической данностью и одновременно возможным предметом научного исследования, все же остается в силе то утверждение, что оно само говорит нам нечто – причем таким образом, что сказанное им никогда не удастся исчерпать в понятии. То же самое относится и к опыту истории, так что идеал объективности исторического исследования никогда не является не только единственной, но и первостепенной стороной дела, в то время как отличительная особенность собственно исторического опыта состоит в том. что мы находимся внутри происходящего, не зная, что с нами случается, и лишь оглядываясь назад понимаем, что случилось».[1] Однако абсолютизация указанных моментов фактически выводит гуманитарию за пределы науки и, опять-таки, отказывает ей в праве на получение объективной истины.
Постмодернизм идет ещё дальше. Правильно критикуя структуралистов за допущение полной формализации текста и указывая на наличие в нём принципиальной неопределенности , представители этого течения (другие его названия – постструктурализм и деконструктивизм) вообще лишают гуманитарный текст объективного и субъективного смысла. Для них гуманитария (да и любое знание) – не более чем «литература», произвольная игра, замкнутое в себе «письмо» (Ж.Деррида), где знаки бесконечно «отсылают» друг к другу в неуловимых «различениях», не имея за собой каких-то определенных значений, отражающих объективную или выражающих субъективную реальность.
Итак, перед нами четыре образа гуманитарного знания: интерпретация формальных схем, объективное отражение социальной реальности («общественные науки»), интуитивное вживание в субъективную реальность и произвольная игра в дискурсе неопределенных различений, не имеющих ни объективных денотатов, ни субъективного авторства. В каждом из этих образов есть моменты истины. Действительно, в предметной области гуманитарии есть и нечто объективно повторяющееся, что допускает возможность получения объективного знания и определенной формализации, и, в то же время, имеют место уникальность субъективности и неопределенность текстовых «флуктуаций», что исключает абсолютную объективацию и формализацию. Но, ставя во главу угла только какой-то один из отмеченных моментов, каждое из рассмотренных направлений превращает момент истины в то, что Вл.Соловьев называет ложным «отвлеченным началом».
Наш краткий обзор позволяет выделить те категориальные узлы, анализ истинного соотношения которых, позволяет, как нам представляется, более четко определить специфику гуманитарного знания. Речь идет о соотношении объективного (повторяющегося, детерминируемого извне) и субъективного (содержащего в себе уникальное индивидуальное начало, детерминируемое внутренней спонтанностью), определенного (допускающего адекватное выражение в конечных формах) и неопределенного (неформализуемых флуктуаций, «различений» как следствия неустранимого присутствия бесконечности).
Изложим теперь в виде тезисов суть такой философской парадигмы гуманитарного знания, в которой соотношение указанных категорий с необходимостью и достаточностью характеризует специфику гуманитарии. Иными словами, попробуем показать, что каждый из выделенных выше «моментов истины» необходим, а все вместе - взятые в определенном соотношении – достаточны для выявления искомой специфики.
1. В человеческом знании можно выделить две сферы, в одной из которых доминирует отражение объективной реальности, а в другой – выражение и понимание субъективной реальности. Последняя и является областью гуманитарного знания. Обе эти сферы пересекаются, так как для понимания субъективной реальности необходимо знание реальности объективной, а отражение объективной реальности направляется определенными субъективными установками. Их различие задается именно доминированием того или другого начала.
2. Гуманитарное знание, как и любое знание, есть определенная совокупность информации. Получение информации представляет собой узнавание в отражаемом явлении некоего эталона, содержащегося в тезаурусе (априорной информации, памяти) субъекта: разные субъекты в одном и том же объекте могут увидеть совершенно разные предметы. До определенной границы информация может быть понята как особый вид объективной реальности, как сигнальные структуры, репрезентирующие объективные – повторяющиеся и воспроизводимые (важнейшее требование научности!) – структуры. На таком уровне знание гуманитарных предметов (допустим, человека или культуры) может быть также объективировано и формализовано (истина позитивизма), как и знание естественнонаучных объектов. Жизнь человека и культуры может быть отражена в понятиях, могут и должны быть познаны объективные законы их бытия (истина марксизма).
3. Однако гуманитарный текст не сводится к до конца (в принципе) структурируемой информации. Интерпретация последней разными субъектами (личностями и типами культур) в конечном счете задается исходной – индивидуально-неповторимой – интенцией субъективного начала (экзистенции, души, базовых переживаний, имеющих уже неинформационную природу). Именно поэтому интерпретация, производимая разными субъектами, не может быть абсолютно повторяющейся (истина неокантианско-герменевтического подхода) и объективно воспроизводимой, схватываемой до конца в понятиях и формулах объективных законов. Специфика гуманитарии начинается там, где адекватной формой выражения субъекта и интерсубъективного взаимопонимания становятся не понятия, но символы , значения которых, согласно А.Ф.Лосеву, обладают «семантической текучестью», т.е. бесконечной возможностью различных интерпретаций. Отражение законов объективной реальности (как высшая ступень естественнонаучного познания) стремится к абсолютной однозначности. Напротив, выражение и взаимопонимание ценностей субъектов, направляющих производимое ими познание и преобразование, отвечающих на вопрос во имя чего они совершаются (как высшая ступень гуманитарного понимания), предполагает принципиальную нетождественность и неформализуемость личностных смыслов (как в отношении отдельных личностей, так и «симфонических личностей» различных культур).
4. Естественнонаучное знание в отношении конкретных конечных систем (в заданном интервале) преодолевает неопределенность, порождаемую бесконечностью изменений, претерпеваемых объективной реальностью (так в мире твердых тел 1+1 всегда будет = 2, а река, как бы она не изменялась, пока мы в неё входим, остается рекой). В гуманитарии неопределенность принципиально неустранима (истина постмодернизма) вследствие уникальности исходного субъективного основания поливариантной интерпретации символов.
5. Таким образом, гуманитария есть взаимодополняющее единство объективного знания, ориентирующегося на истину , и интерсубъективного понимания (сопереживания), ориентирующегося на проникновение в правду (ценностное кредо субъекта) Другого. Объективируемый уровень гуманитарного знания, выражаемый в рациональных формах, отражает общую структуру соответствующей предметной области (классический пример – роль системного подхода в гуманитарии) и содержит в себе её характеристики, которые являются общезначимыми, верифицируемыми и, в принципе, могут быть однозначно определенными и формализуемыми. Однако такой текст, если он является гуманитарным, всегда помещен и содержит в себе сверхструктурный контекст . Он сам оказывается «островком» в океане возможностей субъективно детерминируемой интерпретации – многозначной и включающей неустранимую неопределенность (вечное становление, «различение») и внутри себя имеет соответствующие «лакуны». В рамках общей рационально понятой структуры контекстуальная «добавка» может быть отчетливо осознана только как то, что Николай Кузанский называл «знанием о незнании». Все «моменты истины» вносят свой вклад в общую картину, но не редуцируются друг к другу. Без объективности и определенности нет знания, без субъективности и неопределенности нет гуманитарного знания.
Попробуем применить предложенное видение гуманитарии к анализу общегуманитарной роли понятий, так или иначе присутствующих в любой из социально-гуманитарных дисциплин: культуры и интеллигенции .
Культура как предмет исследования не дана наглядно. Согласие с эмпириками, которые предлагают «без всякой философии» просто описывать явления культуры, на практике означают, что под культурой понимают то, что ближе по базовому образованию (например, искусство) или то, что подведомственно министерству культуры. Далее, одни полагают, что культура – это всегда нечто «хорошее» и абсолютно противоположное антикультуре, другие же считают возможным говорить и о, скажем, культуре мафии. Одним словом, требуется философский анализ оснований культурологии и, прежде всего, самого понятия культуры.
Существуют три подхода к культуре: предметно-культурологический, категориально-философский и идеологически-мировоззренческий. Задачей первого является описание и объяснение феноменов культуры; задачей второго – выявление категориального статуса культуры как атрибута бытия человека и тем самым обоснование предмета культурологии; задачей третьего – формулирование и обоснование идеалов «подлинной культуры» с позиций определенного мировоззрения. Уже это разделение позволяет понять, что в категориальном плане культура есть везде, где есть человек, а в мировоззренческом - можно и нужно противопоставлять культуру и антикультуру (аналогичная ситуация относительно морали и эстетики: как атрибутивные характеристики человеческого бытия они всеобщи, что, однако, не мешает с позиций разных мировоззренческих идеалов говорить о подлинной и неподлинной морали, о развитом и примитивном эстетическом вкусе). Культурология, как и любая гуманитарная дисциплина, если она имеет дело с исследованием культуры, должна исходить из определенного категориального понимания культуры, четко осознавать принимаемые исследователем мировоззренческие идеалы и не смешивать одно с другим.
При обсуждении категориального статуса культуры стало расхожей фразой утверждение о том, что, будто бы, предложены сотни «определений» культуры. В действительности же речь идет не об определениях, но о более или менее интересных характеристиках отдельных аспектов этого сложного явления. В становлении действительно категориального понимания культуры (т.е. содержащего в себе признаки, необходимые и достаточные для её отличения от других атрибутов человеческого бытия) можно выделить четыре подхода, дополняющие друг друга и являющиеся «ступеньками» в восхождении от абстрактного к конкретному в рассмотрении этой категории. Во-первых, понимание культуры как всего сделанного, искусственного в противоположность естественному, натуре (прямое истолкование этимологии данного слова). Во-вторых, понимание культуры как деятельности субъекта в противоположность системе объективных общественных отношений (М.С.Каган). В-третьих, информационная (символическая по Э.Кассиреру, семиотическая по Ю.М.Лотману) трактовка культуры как трансляции опыта в знаковых формах. В-четвертых, аксиологический подход, согласно которому системообразующим ядром культуры являются ценности субъекта (П.Сорокин, О.Шпенглер, Н.Бердяев, Г.П.Выжлецов). Синтезируя эти подходы (каждый из которых необходим, а все вместе достаточны для выявления категориальной специфики интересующего нас феномена), можно предложить следующее категориальное определение: культура есть семиотический аспект процесса и результатов человеческой деятельности, в которых воплощаются ценности субъекта (общества группы, личности).[2] Во избежание недоразумений добавим, что под ценностью мы понимаем жизненный смысл как внутреннее основание выбора и ранжировки целей и средств деятельности, аксиоматическое для субъекта определенного образа жизни.
Информационная сторона культуры вполне объективируема, и это справедливо также и для той информации, которая может быть получена относительно ценностей. Однако глубинное ядро жизненных смыслов культуры есть выражение уникальности субъекта и может быть освоено в диалоге культур лишь через сопереживание. Но это сопереживание, как отмечал М.М.Бахтин, предполагает не абсолютное тождество субъектов, но и следование тому, что он называл принципом вненаходимости , т.е. сохранения индивидуальности субъектов, вступающих в диалог. А отсюда, в свою очередь, следует (и это хорошо проанализировано Х.-Г.Гадамером), что такой диалог не сводится к объективному отражению, что становление интерсубъективности (как результата диалога) включает в себя субъективную творческую интерпретацию. Иначе говоря, истинное знание культуры Другого – необходимая подготовительная ступень диалога культур. Диалог, однако, не будет успешным без творчества и сотворчества новой правды . Понятие культуры лишь указывает необходимость и место этого решающего компонента гуманитарного взаимопонимания, но его осуществление совершается уже внепонятийными средствами.
Если пояснить сказанное на примере исторического исследования, то это означает, что выявление необходимых объективных социально-экономических структур (что характерно для марксистской методологии), хотя и необходимо, но явно недостаточно и даже не является ведущим без проникновения в глубины менталитета субъектов, которые не сводятся к функциям этих структур (хотя такой момент в них присутствует), но, прежде всего, обладают потенциями выбора и творчества, направленность которых задается их базовыми ценностями.
Интеллигенция в рамках марксистских традиций сводится к профессиональной социальной группе работников умственного труда. Для количественного учета это, конечно, удобно, но много ли дает такой подход для понимания действительной сути и роли данного культурного феномена? Поведение любой социальной группы определяется не только её местом в системе объективных общественных отношений (допустим, по отношению к собственности или профессиональному разделению труда), но также и её ролью в культуре. А если согласиться с предложенным выше пониманием последней, то ясно, что, прежде всего, имеются в виду базовые ценности соответствующего субъекта человеческой деятельности. Именно на этой основе и был введен термин «интеллигенция» в России 60-х годов Х1Х столетия: подразумевалась группа людей, независимо от их классового и профессионального статуса, которая видела свой долг и предназначение в борьбе за справедливое переустройство общества. Это понятие хорошо соотносилось со своей противоположностью – мещанством, которое А.И.Герцен также трактовал не в сословном, но в аксиологическом смысле, как людей эгоистически-конформистского настроя.
В начале ХХ века Р.Иванов-Разумник, сохраняя культурно-аксиологический подход, наполняет эту пару противоположностей новым, так сказать, модернистским содержанием. Основное различие он видит теперь в «яркости» свободного самовыражения на одном полюсе и «серости», безликости – на другом. Такой взгляд в наше время привел к противопоставлению «элиты», «продвинутых», которые измеряют степень прогресса общества возможностями для их самовыражения (всё более игрового и безответственного в постмодернистском варианте) и «масс», достойных лишь участи манипулируемого электората. Но это ведет к смерти интеллигенции как удивительного культурного феномена, знаменовавшего собой бескорыстное служение Общему делу. Нынешние интеллектуалы-прагматики вливаются в состав «правящего меньшинства» (А.Тойнби) или его информационной обслуги с их откровенно конформистскими ценностными ориентациями.
Не впадая в романтическую грусть, поставим вопрос функционально: можно ли решить современные глобальные проблемы (провести глобализацию, ведущую к ноосфере, а не к диктатуре финансового капитала), не имея стратегии , базирующейся на принципиально новых ценностях (не максимум власти и потребления, но оптимум во внутричеловеческих и человеческо-природных отношениях)? Но кто может взять на себя «майевтику» этих ценностей и разработку соответствующей стратегии? Понятно, что не нынешние «политехнологи». Без интеллигенции, соответствующей этимологии данного слова ( intelligens – понимающий ), без людей ориентированных не на «волю к власти» и самореализацию любой ценой, но на взаимопонимание в диалоге культур, на созидательное сотворчество, стратегия решения глобальных проблем не получит своего духовного основания. Вот и решайте, что важнее: учет профессионально-образовательного статуса или базовых ценностей, отвечающих на вопрос «во имя чего?»…Разумеется, мы не отрицаем объективной необходимости соответствующего профессионально-образовательного уровня. Вопрос в другом: чему он будет служить? «Образовательное» общество должно быть гуманитарным в своей основе. Но какая же гуманитарность, сутью которой является ориентация на диалог и взаимопонимание, без именно таким образом ориентированной интеллигенции?
Таким образом, при попытке интерпретировать наше представление о гуманитарии на понимание культуры и интеллигенции все три феномена оказались замкнутыми друг на друга. Герменевтический круг в чистом виде! Но ориентация на абсолютную объективность по отношению к таким явлениям привела бы к другому герменевтическому кругу – только не осознаваемому сторонниками данного подхода и более примитивному: чтобы уйти от субъективности, надо стать роботом. Мы же предлагаем взаимодополнительность субъективности и объективности с четким разделением их функций. Субъективность (её ценности ) направляет, а знание законов объективности обеспечивает успешное движение в направлении, выбранном и/или сотворенным субъектом. Знания и ценности не редуцируются друг к другу, но лозунг «Знание – сила» хорош только на службе другого, более адекватного нуждам современности лозунга: «Взаимопонимание – мудрость».
Примечания.
http://мосавтозапчасти.рф/special-offers/255-mercedes-datchik