Главная |
Начало раздела |
3. ЧЕЛОВЕК И ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ
Посмотрим теперь как обстоят дела в сферах формирования человека и организации отношений в обществе между различными социальными группами, личностями, учреждениями.
3.1 Формирование человека
Противоречие между естественным и искусственным в формировании человека проявляется в наиболее чистом виде. Новорожденное человеческое существо должно стать не просто взрослой особью, развивающейся по естественной врожденной программе своего биологического вида, но существом социальным, сформировавшимся по искусственной программе, созданной обществом. Но при этом оно остается существом природным, а требования биологические и социальные могут различаться вплоть до взаимоисключения. У животных соответствие возможностей индивида и программы рода обеспечивается естественным отбором. Нашел ли человек адекватные механизмы для обеспечения соответствия между идеальными программами и реальными предпосылками своего бытия?
3.1.1 Идеалы и предпосылки
Формирование человека осуществляется через три взаимосвязанных процесса: биологическое созревание, социализацию и индивидуализацию. Первый из них непосредственно управляется видовой программой Homo sapiens и наследственностью данного индивида, второй ? программами общества, содержащими определенные требования к своим членам, третий ? программой, вырабатываемой самим человеком. Чтобы почувствовать характер неизбежных в подобной ситуации противоречий, представим себе не раз обыгранный в литературе предшествующих столетий сюжет: пуританские требования общества, романтические устремления индивидуальности + слабое здоровье. И ? смерть от чахотки, гибель на дуэли, самоубийство?
Системообразующим ядром программ, формирующих человека, являются идеалы (образцы должного) и лежащие в их основе ценности. При этом идеалы общества и личности распространяют свои требования на все три процесса: что хотят общество и личность соответственно от биологической, социальной и индивидуально-психологической природы человека. Отсутствие или слабая выраженность идеалов ведет к хаотичности формирования и возможности манипулировать им извне. С другой стороны развитый уровень идеалов ведет к обострению противоречий, ибо требования этих идеалов, как правило, создают ситуацию «лебедь, рак и щука».
Проще всего, конечно, в обществе, где идеалы заданы жесткими традициями: несоответствующие им просто выбраковываются ? здесь ещё достаточно выражено наследие естественного отбора. Рост противоречий прямо пропорционален дифференциации общества и возрастанию внешних и внутренних возможностей личности. Первая из этих тенденций ведет к тому, что человек вынужден ориентироваться на установки определенной референтной группы (той, оценки которой для него прежде всего значимы) ? религиозной, профессиональной, политической, по характеру проведения досуга и т.д.). Вторая ? к появлению собственных индивидуальных идеалов: ?Ты сам твой высший суд?. В то же время каждая культура создает и свой общий идеал: христианский, гедонистический, сциентистско-технократический, идеал делового человека и т.д.
Философы и идеологи, в течение тысячелетий прорабатывающие различные варианты, в наше время получили возможность откликнуться на тенденцию глобализации всех сторон человеческой деятельности и отрефлектировать образы идеалов, претендующих на общечеловеческое значение. Эти идеалы можно расположить в пространстве между двумя полярными противоположностями: гармонически развитого целостного человека и « Homo ludens » (человека играющего), реализующего «свободу хаоса» и стоящего, якобы, «по ту сторону добра и зла».
Нетрудно видеть, однако, что на самом деле первый полюс образуется стремлением к добру, а второй ? к злу. Идеал гармонии вдохновляется возможностями единства биологического, социального и индивидуально-психологического начал в человеке, единства личности и общества, человека и мира: «становящееся всеединство», «развивающаяся гармония». Идеал «свободного» (а на самом деле навязывающего свои бессистемные флуктуации) хаоса рождается после провала идеала «воли к власти» (эта формулировка, как и тезис о возможности встать «по ту сторону добра и зла, не случайно принадлежит Ницше): тотальное подчинение оказалось слишком страшным, предпочли спрятать власть случайного каприза под маской абсолютной свободы. Но «война всех против всех» в игровой модификации ещё страшнее, чем в том случае, когда она организуется тотальным Левиафаном; информационная зависимость от «дискурса» может приводить к большему злу, чем личная от грубой силы и вещная от капитала.
Тем не менее, надо признать, что в практике формирования человека идеал целостности явно уступает тенденции к мозаичности (А.Моль) современной культуры. В частных областях, например, в формировании профессионала или политика в соответствии с определенным имиджем, конечно, даются достаточно определенные ответы на кардинальный вопрос « по чьему образу и подобию» образуется зрелый представитель соответствующей сферы деятельности. Но в отношении человека в целом такой ответ становится всё менее определенным, и, если он даже дается, то далеким от воплощения в жизнь. Почему же?
Во-первых, представления об идеале гармонического развития человека имеют множество модификаций. Во-вторых, если в этих модификациях и прослеживается нечто инвариантно сущностное, то оно ещё далеко от удовлетворительной философско-педагогической рефлексии. В-третьих, сами реальные предпосылки, имеющие место в бытии человека вообще и в современной жизни в особенности не очень-то способствуют воплощению такого идеала. О гармонии говорят и коммунисты, и русские космисты, и христианские мыслители типа Тейяра де Шардена и А.Швейцера, и пантеист Г.Торо и многие другие. Но что есть норма в противоречивом соотношении требований биологического тела, социальной роли и индивидуальной души, как оптимально согласовать их, чтобы они действительно стали взаимодополняющими ? такие вопросы (и множество других ? из них вытекающих) пока не получили ответа, который мог бы быть положен в основу реальных проектов. Чем плох, к примеру, лозунг из программы КПСС о гармоническом развитии личности, сочетающей в себе физическое совершенство, нравственную чистоту и духовное богатство? Но ни одна из этих частей не была как следует проанализирована, и уж тем более доведена до возможности практического применения. Отсюда и неизбежный результат: если требования жесткие, но непонятные, то выход один ? очковтирательство. [1]
Допустим, однако, что идеал гармонии достаточно хорошо разработан. Тем не менее следованию этому идеалу мешали бы прежде всего реальная разноплановость нашей жизни (возрастающая по мере её усложнения) и широкая распространенность не очень удачного типа «симбиоза» биологического и социального. Целостность предполагает наличие некоего «ядра», доминирующего центра или умение при смене видов и условий деятельности переходить от одной доминанты к другой, сохраняя взаимодополняющее соотношение их друг с другом. Говоря проще, надо обладать идеальным чувством меры , интуитивным стремлением к оптимуму . Но беда наша в том, что нас так и заносит на односторонние максимумы , и уж чего нет у Homo sapiens , так это именно чувства меры.
Человек, к примеру, «в принципе» может признавать ценности творчества и стремления понять другого. Но в разных ситуационных «полях» у него на первый план будет выступать либо то, либо другое. Скажем. творчество в науке. но полное нежелание понять внутренний мир близких; доброе взаимопонимание в семье, но нетворческое и черствое (по бюрократическим инструкциям) отношение к людям за её пределами; творчество у себя на участке и стремление взять всё, что «плохо лежит» за его границами. Или, допустим, большинство людей, конечно, «в принципе» не против здоровья, успехов в труде, а многие хотели бы ещё иметь и возможность внутренней духовно-душевной жизни. Но значительно чаще на деле получается «тришкин кафтан». [2] Какая уж тут гармония? В конце концов что-то начинает односторонне доминировать, и мы от чего-то отказываемся, что-то становится флюсом, и такое положение дел как-то хочется оправдать: идеал трудоголика, плейбоя, бегство от жизни в «башню из слоновой кости» искусства или науки?
История пока не сумела выработать удовлетворительного способа уравновешивания односторонностей ни в социальном, ни в личностном плане. Но определенные биосоциальные «синдромы» (типы поведения, образцы) со знаком минус, к сожалению, сформировались. Я имею в виду те следствия, которые вытекают из сочетания некоторых биологических особенностей нашего вида и несовершенства социальной организации. Конкуренция в обществе востребует и усиливает общебиологическую установку на самосохранение и самоутверждение. А эта установка, в свою очередь, нуждается во взрывчатой и агрессивной «крокодильей» подкорке и не рассуждающей экстраверсии (направленности на внешние действия, а не на внутренние интроверсивные переживания). Однако, благодаря гипертрофированной сексуальности и потребности в переработке информации, деятельности воображения [3] агрессивные энергетические импульсы начинают обслуживать социальные имиджи, работают на образ победителя в любых социальных «играх». Имиджи, но не идеи! Прихотливые интриги, но не открытая программа, созданная на основе честной рефлексии. Соображать как лучше выглядеть и добиться своего ? это сколько угодно; но системно и ответственно думать , как лучше сделать для всех ? увольте, это «философия». И даже в случае поражения (не всем же быть победителями) большинство людей предпочитают скрыться за шутовской маской, уйти в «карнавал» ? от игр социальных к играм виртуальным. И снова: играть ? только бы не думать (рассказывать анекдоты приятнее, чем взять на себя риск продуманного переустройства).
В этом смысле можно сказать, что вся человеческая история вела нас не только к столь разочаровывающему на практике идеалу гармонии, но и к идеалу игрового существования. Но это отнюдь не безобидные игры, как думал тот же Маркузе. В игровом контексте отчетливо видны весьма опасные «подводные камни». [4]
Во-первых, идет полное размывание представлений о норме : всё дозволено, каждый прав по своему ? следовательно, всё «нормально». Для среднего человека это оборачивается среднестатистическим оправданием любого порока: я ? как все (хотя, разумеется, «Я - свободная личность!»). Например: министр здравоохранения (!) Канады в своё время заявил: «Если мы обнаружим, что значительное количество канадского населения курит марихуану, мы будем совершенно безответственными людьми, если не легализуем её».
Во-вторых, усиливается уже упоминавшееся мной сближение творчества и разрушения, воспевание «грешной свободы», «цветов зла» для личностей, не считающих себя «средними»: Увы, но никакие улучшения
в обилии законов и преград
не справятся с тем духом разрушения,
который духу творческому брат.
(И.Губерман)
В общем, прорезываются дьявольские рожки?
В-третьих, полностью легализуется один из самых страшных пороков нашего бытия ? «подмена ценностей» [5] Всегда те , кто на самом деле стремились к власти и выгоде, маскировались под служение Богу и людям. А теперь вроде и маскироваться не надо: все кошки серы в игровом тумане, зато рыбка в мутной водичке хорошо ловится. В самом деле, если «идеи» ? не более чем обманные лозунги или игровые имиджи, то как хорошо оправдывает это наше нежелание целостно осмысливать и ответственно поступать! Говорить я могу, что угодно (это игра), а делать ? то, что сейчас выгодно. [6]
В современном образовании это означает ориентацию на приобретение практически значимых знаний и умений (ориентации прагматика и технократа), а сверх того ? просто «интересной информации». Что касается ценностей, то их пропаганду (кроме болтовни об «общечеловеческих» или «гуманистических» ценностях, которые на поверку оказываются ценностями Запада) накладывается антиидеологическое табу.
Таким образом, поколения, которым предстоит решать глобальные проблемы и выводить из кризиса мир в целом , не имеют перед собой глобального и целостного образа, на который могло бы ориентироваться их формирование (и самоформирование ? прежде всего!).
Примечания.
1. «Работайте день, работайте ночь, ? говорил в 70-е годы ректор одного из институтов - но наши советские студенты должны учиться только на 5 и 4».
Мы и работали: ставили 4 вместо 2. Теперь эти кадры руководят нами.
2. Вот как описывает одну из ситуаций разрыва Г.Торо: « Я не могу не видеть, что ради этой так называемой богатой и утонченной жизни надо прыгать выше головы, и я не в состоянии наслаждаться украшающими её предметами изящных искусств, ибо моё внимание всецело занято прыжком». (Торо Г. Уолден, или Жизнь в лесу. М., 1979. С. 47).
3. Существует даже гипотеза, что к основным биологическим предпосылкам возникновения человеческого общества относятся не только известные особенности (развитый мозг, гибкая кисть, прямохождение и гортань, приспособленная к членораздельной речи), но прежде всего мутация, приведшая к тому, что течка у самок наших животных предков стала постоянной. Отсюда специфическая сложность конкурентных отношений в стаде и развитие воображения у аутсайдеров как предтечи будущего идеального проектирования, создавшего «вторую природу» ( См,: Бородай Ю.М. Эрос. Табу. Цивилизация. М.,1996).
4. Одно из первых разочарований в «игровом» пути, видимо, было связано с тем, хиппи 60-х, провозглашавшие радость общения с природой и «свободной любви», довольно быстро предпочли наркотики и элементарную сексуальную распущенность.
5. См.: Сагатовский В.Н. Философия развивающейся гармонии Ч. 3: Антропология. С. 140.
6. Мне вспоминаются рассуждения одного аспиранта, ставшего впоследствии бойким журналистом: « В реальной жизни мы все следуем обычным ценностным ориентирам, а философия ? не более чем занятная игра» (я-то знал его обычные ориентиры: самоутверждение и самопоказ).
3.1.2 Противоречия процесса
«Смысл воспитания ? самоизоляция взрослых от детей»
М.Волошин. [7]
Как при отсутствии естественной потребности в том, чтобы соответствовать человеческой норме, можно воспитать нормальных детей? Животные формируются в соответствии с видовой программой и условиями существования. В доцивилизационный период развития человек, не освоивший традиционные навыки, просто не мог бы существовать. Но вот возникают семьи и целые социальные слои, образ жизни которых не может воспроизводиться в естественном формировании ребенка, да и нет в этом никакой необходимости. Охотник и крестьянин естественным образом передают эстафету следующему поколению, которое функционально вписано в их образ жизни. Но это, во всяком случае до определенного возраста, не может иметь место в жизни купца, чиновника, работника умственного труда. Конечно, общество считает необходимым передать детям какую-то сумму знаний и умений, но хотят ли этого дети, поставлены ли они в такие условия, когда необходимость передачи этой информации очевидна?
При отсутствии такой естественной необходимости навязываемая информация может оказаться оторванной от той жизни, которой реально живет ребенок. «Кто научится большему ? восклицал Г.Торо к концу месяца ? мальчик, который сам выковал себе нож из металла, им самим добытого и выплавленного, и прочел при этом столько, сколько нужно для этой работы, или мальчик, который вместо этого посещал в институте лекции, а ножик? получил в подарок от отца?» [8] Хорошо, однако, если ребенок всё же хочет слушать учителя и правильно использует подарок отца. А если его энергия направлена на другое? Тогда воспитатально-образовательные учреждения и начинают выполнять ту функцию, о которой идет речь в эпиграфе. Взрослые заняты своей жизнью, дети ? своей, а содержание детей в течение определенного времени в стенах школы в какой-то мере предохраняет взрослых от непредусмотренных сюрпризов.
В процессе формирования человека имеет место взаимодействие тех образцов, которые предъявляет общество, и собственных установок формирующегося индивида, его выбор и понимание этих образцов. Чем сложнее общество, тем более случайным оказывается набор образцов социализации. Прежде всего в этом наборе можно выделить то, что сознательно предъявляется учреждениями и лицами, отвечающими за процесс формирования, и то, что воздействует стихийно. Сознательный выбор не тождествен, однако, выбору обоснованному и системному. Так представители каждой изучаемой дисциплины подходят с позиций именно этой области знания, да ещё и определенного господствующего направления, добиваясь максимально возможной доли в общем процессе. Эту тенденцию не удалось преодолеть даже , когда система образования задавалась, казалось бы, единой тоталитарной идеологией. Стихийные элементы могут быть как проявлениями преходящей моды, так и обладать вековой устойчивостью. Примерами последней могут служить типы игрушек (солдатики, оружие для мальчиков, куклы ? для девочек) или такой метод формирования как соревнование, борьба за первенство (хоть социалистическое, хоть «капиталистическое»?).
С позиций абстрактно-кабинетной педагогики дети должны адекватно воспринимать именно то, что им предлагается. Но в действительности они, во-первых, выбирают, во-вторых, по своему интерпретируют. Выбор зависит от их базовых ценностей, интерпретация ? от соответствующих возможностей их тезауруса (имеющейся у них информации). Кто-то будет искать и брать лучшее в самых тяжелых условиях, кто-то поступает по принципу «Свинья грязи найдет», а кто-то предпочитает быть «как все» или «не хуже других».
Что касается характера интерпретации, то проблема может быть сформулирована следующим образом: «Всякая идея может гармонически раскрыться только в сознании, обладающим соответствующим иерархическим достоинством; во всяком низшем сознании она всегда будет отражаться искаженно». [9] Правда, надо уточнить, что «искажение» может быть, так сказать, со знаком минус и со знаком плюс. В первом случае ? неспособность понять (попробуй объяснить философию не обладающему абстрактным мышлением или внушить христианские заповеди агрессивно-демонстративной личности); во втором ? творческое перетолкование. Допустим, мне чужды собственные установки такого-то мыслителя, но я могу выделить в них какие-то аспекты, которые могут быть включены в контекст моей концепции. В любом варианте надо, однако, распроститься с мечтой об абсолютно адекватной передаче эстафеты (надежда догматиков и иллюзия «отличников»).
Надо отметить также, что, наряду со сложностью социальной среды и уже сформировавшимися собственными установками, на формирование человека колоссальное влияние оказывают противоречия между природным созреванием, социализацией и индивидуализацией. Это особенно проявляется в так называемом переходном возрасте. С одной стороны половое созревание заставляет совершенно иначе относиться к социальным факторам. Молодой человек созрел для половой жизни, но не готов ещё к самостоятельному социальному функционированию. И у значительной части людей в этот период именно отношения между особями разного пола становится внутренним стержнем, по отношению к которому социальное выступает как форма выражения и способ реализации. Эта проблема остается не решенной, если, конечно, не считать модную реабилитацию онанизма или ориентацию на массовое деторождение у «свободных личностей» в возрасте 12-14 лет (ах, да, есть ещё пропаганда безопасного секса). С другой стороны формирование индивидуальности может преподнести совершенно неожиданные сюрпризы в плане непредсказуемых реакций на преподносимые социальные стандарты.
Одним словом, с точки зрения взрослых поведение определенной части подрастающего поколения становится совершенно невыносимым. И возникает так называемый конфликт поколений, проблема отцов и детей. Если в мировоззрении преобладают идеалы борьбы и отрицания, то это явление представляется совершенно нормальным: старики, мол, всегда считают, что молодежь «катится в пропасть», в то время как происходит смена идеалов и потому «зловредность» (В.П.Бранский) следующих поколений и неизбежна и прогрессивна. Думаю, что это не совсем так. Ведь кроме новаций должна быть и передача положительных традиций, гарантирующих целостность общества и личности. Беспокойство вызывают не новации как таковые, но диспропорция в их соотношении с сохранением традиций. Далее, если сам процесс установления оптимального соотношения тоже мог бы стремиться к оптимальности, т.е. к конструктивной , а не «зловредной» (во имя самоутверждения сбросим предшественников «с корабля современности») критике. Ведь надо же признать тот печальный факт, что очень большая часть поколений последующих плохо усваивает положительный опыт предыдущих. «История ничему не учит», в частности, и потому, что всегда было и есть слишком много троечников, предпочитающих «лизать эскимо» и хихикать в подворотнях (а потом, разумеется, «нет счастья в жизни»). И становым хребтом, сохраняющим преемственность и обеспечивающим дальнейшее развитие, увы, оказываются немногие.
В преддверии постиндустриального общества эта ситуация становится особенно острой. Наиболее активными, «кричащими» оказываются социальные образцы, порождаемые преобладанием культа игры и потребительства, условиями жизни мегаполисов, совершенно несоразмерными человеку, всё большим развитием феномена «кочевничества» (жизнь без корней ? в транспорте, офисах, гостиницах). К этому добавляется избыток свободного времени и развлечений для масс и идеология постмодернизма для «продвинутых». Если «всё дозволено», если главное ? это наслаждение новизной, если нет ответственности и целое надо разрушать, а не развивать, сохраняя, - то процессы социализации и индивидуализации имеют все шансы смениться процессом тотального развращения.
Смогут ли прошедшие через него справиться с расщепленными атомами природы и души? Вопрос риторический? Между тем в индустриальном, и особенно в становящемся постиндустриальном обществе разрыв поколений сначала объявляется «нормой» (с позиций фрейдизма сын, мол, «естественно» ненавидит отца, восстает против него), а затем и возводится в ранг «доблести». «Отвергнутый, отец? - пишет Ю.Кристева - открывает перед сыном путь «сатаны», на котором смешаны жестокость и песня, преступление и искусство». [10] Воистину, для красного словца не пожалеют ни матери, ни отца?
Первобытный охотник знал какими должны быть его дети и представлял себе как та или иная конкретная ситуация послужит проверкой hic at nunc их готовности к жизни. Я не предлагаю возвращаться назад. Но не могу не констатировать ? с всё возрастающей тревогой:
образование, получаемое современным человеком, и его реальное поведение всё менее согласуются между собой, ибо это образование не включено в контекст реальной жизни;
надежды на «непрерывное образование», на «образовательное общество» являются эфемерными, когда значительная часть общества просто не заинтересована в этом, а идеалы конечного результата процесса формирования человека (не суммы знаний и умений, включая навыки проблемно-новационного мышления, вкупе со «свадебным генералом» «общечеловеческих ценностей) не выработаны;
мы не знаем, как эффективно решать поставленные выше проблемы»;
и потому, с одной стороны в массовом масштабе растут «липа» и очковтирательство («пятерка» вместо реально заслуженной «двойки»), а с другой ? среди тех, кто внутренне заинтересован в обладании максимумом информации, - всё больше увеличивается опасность «выпускания джинна из бутылки» во имя весьма сомнительных ценностей игры и власти.
Примечания.
7. Волошин М. Россия распятая. М.,1992. С. 200.
8. Торо Г. Уолден, или Жизнь в лесу. С. 63.
9.Шмаков В. Основы пневматологии. Киев, 1993. С. 203.
10.Цит. по: Ильин И. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М.,1996. С.139.
3.2 Социальная структура и человеческие типы
Идентификация человека с группой и противопоставление общностей друг другу («мы и они»), как правило, производится по внешней принадлежности: мы ? дворяне (пролетарии и т.д.), мы ? коммунисты (демократы и т.д.), мы ? русские (грузины и т.д.). Мы, понятно, хорошие, а они ? нет. Я, конечно, не отрицаю значение общих черт людей по их социальному статусу. Но считать ведущим это внешнее общее, а не реальные (в отличие от официально провозглашаемых, так сказать, положенных по статусу) внутренние ценности, - по моему глубокому убеждению, суть величайшая ошибка истории. Рассмотрим противоречия как в социальной структуре, так и в той, которую можно назвать человеческой или социально-психологической.
3.2.1 Противоречия в социальной структуре
Социальные группы можно разделить на два вида: те, которые образуются в результате разделения человеческой деятельности (по профессии, по положению в обществе), и группы комплексные, в которые могут входить самые различные представители групп первого рода. В социальной структуре современного общества наибольшее значение имеет ситуация, складывающаяся относительно профессиональных групп, классов и таких комплексных групп как семья и нация.
Термины «класс» и «социальная группа» часто употребляют как синонимы; в марксистской социальной философии их, напротив, резко разделяют, относя к классам только те группы, которые отличаются друг от друга по своему отношению к собственности. Я думаю, что оба подхода нуждаются в корректировке. [11] В самом деле, профессиональную группу управленцев довольно часто называют «классом бюрократов» или «классом номенклатуры» (в советском обществе). Но вряд ли кто-нибудь станет говорить о классе стоматологов или преподавателей физики. Попробуем уловить интуитивно чувствуемую разницу. Сначала поставим вопрос так: что общего между «классическим» (в марксистском понимании) классом буржуазии (собственников средств производства) и классом бюрократов? Ведь и те и другие в профессиональном плане выступают как организаторы соответствующих сфер деятельности. Но кроме того, уже за пределами профессиональных характеристик, и те и другие используют свои возможности (богатства и власти) для эксплуатации других людей. Таким образом, профессиональная группа, имеющая возможность работать прежде всего на себя, злоупотреблять своим положением, превращается в класс.
В этом смысле честно работающий управленец, воин, бескорыстно защищающий мирное население, предприниматель, организующий производство, но не злоупотребляющий прибылью в свою пользу, - все они будут относиться к соответствующим профессиональным группам. Но они же, перейдя к систематическому злоупотреблению своими властными и экономическими преимуществами, образуют классы: соответственно бюрократов, феодалов и буржуазии. Первые злоупотребляют властными преимуществами, вторые властными и на их основе экономическими, третьи ? экономическими и на их основе властными. Стоматолог и преподаватель физики (и в принципе представители любых профессиональных групп) тоже могут войти в состав определенных классов, если они будут иметь возможность (и захотят ей злоупотребить) диктовать свои условия с позиций определенных преимуществ: допустим, в класс экономических эксплуататоров и производителей информации. Действительно, человек, вынужденный платить непомерную цену за удаление больного зуба, и родители, у которых «учитель» вымогает деньги за «консультации» ( а иначе не будет положительной оценки) , вполне могут почувствовать в данных профессионалах своих «классовых врагов».
Вывод, к которому я прихожу, вполне марксистский: классовое деление общества ненормально, оно должно быть устранено. Но это невозможно (уже немарксистская, но существенная добавка), пока мы не откажемся от базовой ценностной ориентации на максимум самоутверждения (в том числе ? на максимум прибыли и власти).
Взглянем с этих позиций на современную ситуацию. Но, чтобы иметь точку отсчета, представим себе идеальное положение вещей, когда все профессиональные группы стремятся внести свой вклад в Общее дело, с тем чтобы оптимально взаимодополнять друг друга. В этом случае при современных научно-технических возможностях вполне реально построение «рая на Земле». Что же мешает? Да то, что одни стремятся к максимуму и применяют все средства (от геноцида в войнах до экоцида, уничтожающего окружающую среду) в конкуренции друг с другом, а другим остается минимум или грозит уничтожение. Таковы субъективные предпосылки, но о них речь пойдет в следующем параграфе. Сейчас посмотрим, в каких сферах человеческой деятельности прежде всего возникают объективные соблазны для перехода от солидаристской профессионально-корпоративной структуры к реально существующей структуре классово-эксплуататорской.
Но прежде я хотел бы ещё раз фиксировать внимание читателя на принципиальном отличии моего и марксистского подходов в понимании соотношения субъективного и объективного. Марксисты полагают, что объективная возможность формирует поведение субъекта: появилась экономическая выгода от использования рабского труда ? возникло рабство. Я же считаю, что человек ? прежде всего субъект выбора , способный как поддаться объективному соблазну, так и отказаться от него (в предельном случае даже ценой своей жизни).Не потому мы убиваем, что экономика требует, а техника дает возможности. А потому, что внутренне выбираем убийство ради своих базовых ценностей( победы над конкурентом, богатства, садистского самоутверждения). Экономика лишь способствует проявлению таких склонностей, а техника дает средства их реализации.
Как всегда основной соблазн возникает не в среде непосредственных производителей материальных и духовных благ, но у посредников. Непосредственные производители, если они работают эффективно, просто не имеют времени, чтобы отвлекаться от своего дела. В противном случае они либо делают карьеру в стане посредников (средненький специалист становится «большим» политиком), либо пополняют ряды люмпенизированных и криминализированных элементов. Чем сложнее система, тем больше посредников. И чем больше в этой системе производится конечных продуктов, не поддающихся непосредственной естественной оценке (масло съедобно или несъедобно, машина работает или не работает), тем труднее проконтролировать посредников. Становящееся ныне информационное общество является именно такой системой. Действительно, услуги (в том числе гигантская «индустрия развлечений»), информационные и финансовые потоки с всё возрастающей долей виртуальности (не отражающие действительность, не обеспеченные реальными ценностями), во-первых, дают всё большую власть тем, кто ими владеет и производит ; во-вторых, такой образ жизни порождает очень сложные и запутанные отношения между социальными группами, институтами и отдельными личностями, в результате чего возрастает роль управленцев.
Следовательно, на первый план выдвигаются организаторы услуг и досуга, СМИ, бюрократы (от политических руководителей до юридических посредников) и подпитывающие их «серые кардиналы» ? владельцы финансового капитала. Заметьте: не производители информации (это в информационном-то обществе!) ? им некогда злоупотреблять своими возможностями: не автор книги, а издатель делает погоду. И поскольку ко всему этому присасываются ещё и криминальные структуры, простого человека давит двойной гнет: им манипулируют и его обкрадывают паразиты, так сказать, официальные, а оставшееся (и вместе с жизнью) могут отобрать бандиты. Ещё раз: раньше было проще, «образ врага» был очевиден ? грубиян-помещик, кровосос-капиталист. Теперь почти неосязаемые силы соблазняют нас образом жизни Homo ludens , чтобы обеспечить их страшную и шизофреническую «игру по крупному». При этом далеко не все вынуждены рыться в мусорных отходах. Очень многие (по крайней мере, в «развитых странах») отлично одеты, сверкают белозубой улыбкой и совершают туристические поездки по всему миру. Но смысл бытия утрачивается почти всеми. [12] И это ? главная кража, которую совершают нынешние господа жизни.
Взглянем теперь на комплексные группы. Семья в информационном обществе, судя по всему, для значительной части населения уйдет в прошлое. В обществах, где ещё в той или иной мере сохранился традиционный уклад, семья продолжает выполнять свои вековечные функции: воспроизводство населения, совместное ведение хозяйства, передача традиций. Рождаемость в таких слоях, вкрапленных в «развитое общество» (например, в США) не снижается. Как известно, в США белые могут скоро составить меньше половины населения (меня беспокоит не расово-этнический аспект, но культурные различия в белых, негритянских и латиноамериканских районах американских городов). В развитых странах рождаемость падает. Так что демографическая проблема приобретает ещё одну сторону: кто будут те люди, которым предстоит социализироваться в ХХ1 веке, какие ценности и традиции будут доминировать в их культурном наследии.
Семья в информационном обществе в связи с падением рождаемости и утратой необходимости вести собственное хозяйство приобретает новые формы и функции. В идеале она становится союзом близких душ; в массовом варианте ? ассоциацией сексуальных партнеров, не обязательно долговременной и не обязательно разнополой. Понятно, что это способствует ещё большему разрыву почвенных связей, что, как полагал Э.Фромм, есть залог подлинной свободы. Будет ли эта свобода созидательной? Сомневаюсь. Скорее всего, возникает ещё один «игровой дискурс»: парные игры одиноких.
Коммунисты полагали, что семья уйдет из жизни общества, воспитание детей станет полностью общественным делом. Практика заставила их отказаться от этой перспективы, по крайней мере в реально обозримые временные сроки (также как от общности жен, бытовых помещений и прочих утопических прожектов). Но я не знаю мировоззрения, в котором характер семьи и её роль в формировании человека системно увязывались бы с современными реалиями.
Нации (я имею в виду не граждан определенной страны, но исторически сложившиеся культурно-этнические общности) [13], пожалуй, в наибольшей степени испытывают на себе противоречивость современной мировой ситуации. С одной стороны информационное общество явно способствует их слиянию в единое человечество на основе общности условий жизни, постоянного контакта, диалога культур, смешанных браков. Культурное своеобразие остается в той мере, в какой в едином мире остается своеобразие личностей. Но, с другой стороны, действительность ещё очень далека от такого идеала, и, напротив, наблюдается явное обострение межнациональных отношений.
Последнее связано не просто с естественной живучестью национальных традиций (американцы, в частности, говорят, что их общество сейчас напоминает больше «рагу» из перемешанных овощей, чем «плавильный котел»), но в большей степени с тем, что разные нации в условиях всё увеличивающегося разрыва между образом жизни постиндустриального и предшествующего этапов развития, попадают в разное положение. Эта объективная предпосылка мощно катализируется деятельностью так называемой «национальной интеллигенции» (или «национальной элиты»), которая стремится к власти в обществах с «расшатанной наследственностью», эксплуатируя идеи национального угнетения и национальной исключительности. (Прекрасный, кстати, пример того, что образование без достойных ценностей, лежащих в его основе, делает людей не лучше, а хуже: если бы Пол Пот не учился в Сорбонне, а Дудаев не стал советским генералом?).
Можно понять и принять защиту прав и самобытности своей нации от всеопошляющего натиска массовой культуры, американского образа жизни, «памперсов и сникерсов», от выкачивания ресурсов, дешевой рабочей силы и поддержки компрадорских режимов. Но господство удельных национальных князьков или консолидация под флагом джихада со стороны международного терроризма ? не лучшая альтернатива. Новая подмена ценностей: за верными вроде критическими лозунгами ? борьба за власть, а порой и просто интересы наркобизнеса. Властолюбивые космополитические и националистические дикари стоят друг друга.
Противоречие между необходимостью объединения человечества и неравномерностью развития отдельных наций остается нерешенным. Геополитические варианты его разрешения мы рассмотрим в 3.3.3.
Примечания.
11. См.: Сагатовский В.Н. Философия развивающейся гармонии. Ч. 3: Антропология. С. 202-212.
12. Утрата смысла жизни, «экзистенциальная фрустрация», как показал В.Франкл, является основной психической патологией в жизни современного общества. (См.: Франкл В. Человек в поисках смысла. М.1990).
13. О разных смыслах термина «нация» см.: Сагатовский В.Н. Философия развивающейся гармонии. Ч. 3: Антропология. С. 208-209.
З.2.2 Противоречия в социально-психологической структуре
Одно из проявлений искусства «разделяй и властвуй» заключается в том, что недовольство тех или иных слоев общества канализируется в направлении социальных структур и по принципу «мы и они». И на гребне этого «праведного гнева» против другой нации, веры , класса и т.д. новое «правящее меньшинство» (А.Тойнби) прорывается к власти. И, как правило, - именно во имя власти и вытекающих из неё благ, а совсем не во имя счастья «вечно обманутых».
Почему же массы так легко поддаются одурачиванию? В частности и потому, что за социальной структурой не видят более глубинных размежеваний. Но не в последнюю очередь и вследствие собственных ориентаций на жизнь. Я имею в виду те базовые ориентации, которые отличают созидателей с одной стороны и деструкторов и конформистов с другой (к каким бы социальным структурам они не относились). Это различие состоит в том, что деструкторы и конформисты ориентированы на самоутверждение «против других» и «под себя», а созидатели ? на совершенствование бытия в целом «вместе с другими». В то же время деструкторы и созидатели в отличие от конформистов ориентированы на активные новации (соответственно негативные пре-ступления и позитивные по-ступки), а конформисты ? на поддержание устраивающего их положения вещей.
Активное зло по определению не может стремиться к целостности и гармонии, к честному и ответственному осмыслению последствий своего поведения: «Хочу и буду». Но и конформисты не стремятся ни к тому , ни к другому (в случае преобладания «добра с кулаками» они лишь имитируют свою к нему приверженность). В самом деле, если человек хочет побольше урвать здесь и сейчас, то что ему до «философии», т.е. ответственного отношения к смыслам целостной жизнедеятельности ? для него смыслы заданы, важно найти подходящие средства. А задает эти смыслы очередная престижная мода, соавторами которой выступают те, кто с её помощью властно манипулирует «электоратом», и те, кто предпочитает такое приспособительно-манипулятивное существование созидательному творческому поиску: любое отвлекающее средство предпочтет трудоголик, алкоголик, «играющий в бисер», плейбой ? только бы избежать ответственности (и практической и теоретической) за судьбы целого («мы люди маленькие», «такова жизнь, и не нам её переделывать»). Понятно, что при таком раскладе только ленивый властолюбец не придумает очередную морковку, за которой будут бежать очередные ослики.
Меньше всего бы я, однако, хотел, чтобы принявшие мою социально-психологическую типологию тут же бы начали без оглядки делить всех на созидателей, деструкторов и конформистов. «Чистые» типы встречаются очень редко. В одном и том же человеке в разных типах жизненных ситуаций могут проявляться все эти типы жизненной направленности. И выделить среди них доминирующую удается далеко не всегда. Достаточно убедительно это можно сделать, к примеру, в отношении Гитлера. Его созидательные тенденции (строительство дорог, ликвидация безработицы, архитектурные замыслы ? оставляя в стороне уровень эстетического вкуса) не идут ни в какое сравнение с его общей деструктивной сатанинской направленностью: ориентация на волю к власти, на торжество злой силы, унижающей, порабощающей, уничтожающей. Доминанту на властное разрушение можно выделить у многих революционеров, как теоретиков, так и практиков, и показать её явное преобладание над их «организаторскими талантами» или способными вызвать симпатию личными черточками. В качестве примеров можно было бы взять Бакунина, Троцкого (не будем говорить о явно патологических случаях вроде Пол Пота) или большинство наших нынешних «реформаторов», вдохновляемых жаждой самоутверждения, самодемонстрации и самообогащения; или современных теоретиков постмодернизма ? Дерриду, Фуко, Делёза и др. [14]
Но вот в отношении Сталина я бы уже воздержался от однозначного ответа: то ли его созидательные шаги были лишь средством для укрепления власти, то ли, наоборот, жестокость его властных акций была средством для достижения пусть и ограниченных, но всё же положительных целей? А точнее, в каких сложных переплетениях и пропорциях было трагически перемешано то и другое? (Очевидно, во всяком случае, что не Радзинским и Собчакам по плечу решение таких проблем).
Так что речь идет не об абсолютном размежевании людей на «проклятых» и «избранных» (теперь уже не по расовому или классовому, но по аксиологическому принципу), но, во-первых. о выделении ведущих тенденций и. во-вторых ,об очень ответственном и тщательно обоснованном отношении к тому или иному типу по доминанте ? там, где это необходимо для принятия конкретных решений (с кем можно «идти в разведку»).
Ведущими тенденциями современности, на мой взгляд, являются:
возрастание соблазна деструктивной реакции протеста;
активизация и беспрецедентный рост возможностей деструкторов на всех уровнях человеческой деятельности;
«расцвет» конформизма в связи с «восстанием масс»;
подспудное накопление потенций и актуальная нереализованность созидательной «революции духа».
Абсурдность современного бытия не может не вызывать протеста у «людей с проблемами», которых существующее положение вещей явно не удовлетворяет и которые по тем или иным причинам не могут и/или не хотят к нему адаптироваться. Такие люди ? потенциальные революционеры в теории и на практике. Но характер этого протеста разделяет их на деструкторов и созидателей. Я прекрасно понимаю тех, чьей первой и непосредственной реакцией является желание всё это поломать и/или уйти в иные миры (виртуальная реальность, искусство для искусства и т.п.). Признаюсь, что в 17 лет я увлекался Ницше и с восторгом воспринимал брюсовское «Юноша бледный со взором горящим». Слава Богу, болезнь была кратковременной и дала иммунитет на всю последующую жизнь; корни, уходящие в почву русской духовной культуры, спасли меня. [15] По сути дела тема такого соблазна ? одна из основных проблем Достоевского. В наше время ? пропорционально росту абсурдности окружающего мира и разрыва связи времен ? он особенно усилился. Одна из основных задач в борьбе за умы молодежи ? направить естественный протест не в сторону злой негации, но к конструктивному созиданию, включающему неизбежное отрицание лишь как подчиненный момент. Прежде всего надо выбить из рук деструкторов-«теоретиков» их основное оружие ? убеждение, что каждое поколение начинает «игру» с начала, что всё «старье» надо «сбросить с корабля современности» (самый удобный выход для тех, у кого злобность и завистливость сочетается с духовной импотенцией). Только понимание непрерывности духовной эстафеты (несмотря на бесспорное своеобразие отдельных «культурных организмов») может быть здесь противоядием. Необходимо актуально востребовать сердцем и умом великое наследие русской духовной культуры, образы мира и идеи, принадлежащие американцу Г.Торо, немцу А.Швейцеру, французу Тейяру де Шардену, индусу Ауробиндо Гхошу ? всех тех, кто чувствовал примат духовного единства человека и мира («Благоговение перед жизнью» А.Швейцера) над пафосом отрицания.
Деструкторы на уровне «элиты» (генераторы идей) активно внедряют либо постмодернистскую безыдейность (о чём уже говорилось выше), либо пытаются сделать абсолютным идеологическим центром какую-то очень узкую и догматическую мировоззренческую программу (Например, догматизация конфессиональных установок или утопические сектантские проекты). Деструкторы-организаторы («супермены») в своем харизматическом варианте, пожалуй, более характерны для развивающихся стран; верхушка постиндустриального общества становится всё более безликой: дефицит идейно заряженной воли. «Супермены» уходят в «среднее звено», где легче «ворочать» финансовыми и людскими потоками. Однако в обществах с «расшатанной наследственностью» (например, в России) они успешно прорываются наверх. По мере нарастания мировой напряженности не исключено, что и Запад снова может стать полем их деятельности. Эти люди всегда отличались абсолютной бессовестностью и умением видеть в других лишь фигуры, которые они переставляют и которыми жертвуют на шахматной доске своих «починов». Да, история всегда была такой . Это восприятие я выразил в своём стихотворении:
Мой взгляд на историю
Шито-крыто. Как будто и не было .И попрятали в воду концы Расстрелявшие Землю и Небо, Захватившие власть наглецы. Так всегда. Так было веками. Лишь личины меняли слегка. И владели во всю дураками, И валяли во всю дурака. И вверху восседал неизменно И земель и людей властелин - Неуёмный синклит суперменов, Настоящих матерых мужчин, |
Попиравших тихих и слабых, Свой неправый вершивших суд. И порочные глупые бабы Разжигали тщеславия зуд. Те же игры и те же ставки, И гремит сатанинский бал, И никто не просит отставки, Даже если всё проиграл. Кто и что и когда остановит Идиотскую ту круговерть? То, чему нельзя прекословить: Только пуля. И только смерть. [16] |
Но сейчас в руках этих «господ жизни» - «ядерные чемоданчики» и средства массового информационного манипулирования. Пока, правда. на мировой сцене не видно ни Чингисхана , ни Гитлера (тем более ? Наполеона). Надолго ли?
«Восстание масс», ломка традиций, объективная и субъективная вседозволенность позволили разгуляться деструкторам и в люмпенском варианте реализаторов. Из нашей армии, к примеру. в повседневную жизнь вливаются кадры, прошедшие школу «дедовщины». И её жертвы, и те конформисты, которые отыгрываются на первогодках за собственное унижение, и настоящие садисты, с наслаждением использующие возможность поиздеваться над другими людьми. И они среди нас, они только ждут случая, чтобы проявить эту свою склонность к тому, что И.Ефремов назвал «повседневным садизмом». А случаев таких всё больше и больше. Мы ужасаемся жестокости международных террористов, но разве у наших «обычных» бандитов и хулиганов, всех этих «отморозков» менее отвратительная жестокость? И снова отчетливо видно: это есть у разных народов, у людей с разным социальным статусом и материальным положением, у атеистов и «верующих». Ни одна из стран, относящих себя к «правовому обществу», не может справиться с разгулом девиантного поведения: все играют ? что ж, и деструкторы развлекаются.
С «отморозками», как говорится, всё ясно. Но наибольший ужас вызывает у меня феномен конформиста. Чем бы ни занимались представители этого типа, для них безусловно общим является отсутствие собственных ответов на вопрос во имя чего: их базовые ценности заданы извне; то, что общепринято в определенных кругах просто не может вызывать у них сомнений. Весь вопрос в том, чтобы и мимесис по отношению к заемной идее был соблюден и свои интересы не упустить. «Образованец» хочет, конечно, быть «профессионалом» в своей области, но его профессионализм не может выйти за рамки, как говорил Т.Кун, «решения головоломок» в пределах заданной парадигмы. Он знает Маркса (Сталина, Карнапа, Ницше - по обстоятельствам). Об интервальном применении этих знаний, о том, какой вклад внесут они в Общее дело, он не думает: ведь он и так «на уровне». В одной из телепередач речь шла о том, как мать ученика младших классов подала в суд на учительницу, показавшую в классе «апробированный» фильм о пользе онанизма (как бы не решался это вопрос по существу, могу свидетельствовать, что отрывки, показанные из этого фильма, носили безусловно развращающий характер). Учительница подала встречный иск, требуя солидной компенсации за ущерб, нанесенный её деловой репутации. Как же: она дважды Соросовский лауреат, этот фильм одобрен европейскими авторитетами! Вам не страшно, читатель? Мне ? страшно. Я представляю предшествующие воплощения подобного типа: Где-то в самом начале «перестройки» я заявил в публичной лекции, что нет людей, которые бы абсолютно соответствовали идеалу. «А Михаил Сергеевич Горбачев?!» ? имитируя возмущение, воскликнула одна слушательница. Интересно, каким, простите, борделем ведает она теперь? А ещё чуть раньше такая дама писала бы доносы на своих «безыдейных» коллег; ещё раньше ? в красной косынке и кожанке размахивала бы маузером; во времена Достоевского была бы среди «бесов»; в Х VIII столетии крутила бы роман за романом, блистая изысканной блошатницей? Как все, как принято, как престижно?
Конформист-прагматик ? профессионал в решении управленческих задач. Но? Классической иллюстрацией может служить рассказ С.Моэма, герой которого ? английский полковник, попавший во время второй мировой войны в японский плен. Служака, отличный организатор, строитель. И вот он возглавляет строительство моста, имеющего стратегическое значение для вторжения японцев в Индию. И ? прекрасно организует пленных для решения этой задачи. Он с истемно решает задачу, не задумываясь об её смысле. В нашей действительности такой человек слыл хорошим комсомольским организатором, потом системно вел страну к очередному кризису, проводя заемную стратегию под чуждые для России ценности, и может возглавить какое-нибудь «правое» (или левой ногой за правое ухо) дело абсолютно без какой-либо серьезной идеологической программы, кроме как «не хуже чем у них» и «лучше демократии и рынка ничего не придумаешь». Одним словом, при активности деструкторов конформист открыт служению силам зла (хотя как специалист он может приносить пользу; но нас интересует не просто отдельный результат, но и стоящий за ним мотив). Ну а если прагматик ещё и с «мещанским уклоном», то он для других будет делать «как всегда», а для себя и родственников ? безусловно «как лучше».
Конформист-мещанин исповедует несложный «кодекс конформиста», так сказать, в чистом виде: «быть не хуже других» (но урвать побольше); «почему не мне?!» (когда дают); «почему я?!» (когда нужно что-то сделать). Мотивация его поведения: «все это имеют» или «все так поступают», «это престижно». Допустим, русская мещанка: «Курить это стильно», американская мещанка: «Курить теперь не принято». Мещанин всех времен и народов: «Какой же настоящий мужчина (современная женщина) не делает того-то и того-то?». Забавно, что так называемый нонконформизм есть тот же конформизм наизнанку: « принято протестовать против того-то и так-то». Страшно то, что с такими людьми всё возможно. Деструкторы могут манипулировать ими как угодно. А вот созидателям сложнее, ибо то, что требует самостоятельного ответственного решения в контексте целого, а не моды и выгоды, конформист на дух не переносит. В былые времена социально-психологическое заражение создавало бесчинствующие, но достаточно однообразные толпы фанатиков. Теперь ? плюралистические толпы фанатов. Тут тебе и поклонники «звезд», и спортивные болельщики, и «продвинутые», валом валящие в аудиторию очередного кумира. Но внутри ? «все как один»: «свободный выбор» очередного модного клише.
В условиях роста свободного времени, материального благосостояния и игрового отношения к жизни поведение конформистов, если подходить к нему с позиций разума, здравого смысла и цельной души, совершенно непредсказуемо. Может ли быть нормальным приспособление к шизофренической действительности? Деструкторы воспевают «революционного шизофреника», конформисты осваивают и этот имидж.
Между тем реальные достижения созидателей в науке, технике, материальной деятельности, искусстве и других областях ? в принципе таковы, что человечество могло бы очень успешно двигаться по пути к ноосфере, к диалогу и сотворчеству личности и общества, человека и природы. Но всё это «готово» только по частям. Чтобы приступить к «сборке», нужен целостный проект. Однако в его существовании (а тем более в воплощении) не заинтересованы ни деструкторы, ни конформисты. А созидатели, в отличие от бесконечных тусовок своих антиподов, сами не готовы к осознанному организованному участию в Общем деле (а не просто каждый на своем месте); генераторы идей (интеллигенция) ? к совместному мозговому штурму, наконец, просто к психологическому доверию друг к другу. Каждый из них, наверное, может вспомнить минуты разочарования, когда видишь, кто порой откликается на твои призывы: «Поймите, слова человеческого сказать негде и некому» (ранний Маяковский). Созидателям-организаторам и реализаторам очень неуютно в современном мире базарной конкуренции и неуёмного потребительства: на честном труде всё держится, а престиж его всё падает.
Получается парадоксальная картина. Человечество в лице своих созидательно ориентированных представителей (в любых народах, социальных группах, предметных сферах деятельности) готово ? и по достигнутым возможностям и по намерениям ? к ноосферной организации всепланетного бытия, ориентированного на оптимум в отношениях внутри общества и общества с природой. Кажется, вот-вот эти отдельные струи сольются в единый мощный поток и человечество в оптимальном режиме двинется как единое целое по ноосферному пути. Но это, так сказать, вид при условии абстрагирования от реальных помех. Если же эти помехи, созданные самими же людьми (только деструктивно-конформистской ориентации), учитываются, то вид будет совсем другим: ручейки вязнут в глухом и враждебном болоте, великолепный механизм буксует и используется в неадекватных его природе целях.
В социально-психологическом плане это вызвано тем, что деструктивно-конформистская ориентация на максимум порождает в межчеловеческих отношениях зависть (мать всех пороков) и то, что Ницше обозначил как ressentiment [17], т.е. своеобразное психологическое самоотравление в результате нереализованных амбиций. И люди, зараженные таким настроем, думают уже не о самореализации через оптимальный вклад в Общее дело, но о бесконечных интригах (подковерная политическая борьба, карьерные комбинации, унижение других людей, «игра на снижение» относительно высоких ценностей и идеалов, наконец, откровенная «работа локтями»), о своем локальном, эгоцентрическом ( в «лучшем» случае ? лишь взаимовыгодном для узкого круга) самоутверждении любой ценой. И ? становятся самой главной помехой на пути любого творчества, если оно не выгодно им «здесь и сейчас»( или просто раздражает их импотентные души).
Ещё и ещё раз: наши беды коренятся не в частной или общественной собственности и уж тем более не в науке и технике самих по себе. Их истоки ? в доминирующих ценностных ориентациях. В следующей главе, где мы будем рассматривать организацию человеческих отношений, это проявится ещё более зримо.
Примечания.
14.Один философ в ответ на мою критику в адрес Дерриды заметил: «Зря вы так уж сильно. Я его лично знаю. Милый человек. Жулик, конечно?» Возможно, что в непосредственном общении некоторые авторы деструктивных мистификаций производят вполне благоприятное впечатление. Но доминирующим в их оценке безусловно должно быть то разъединяющее зло, которое вытекает из их безответственной самодемонстрации.
15.См.: Сагатовский В.Н. Русская идея: продолжим ли прерванный путь? СПб, 1994.
16. Эйдос. Философско-поэтический альманах СПб, 1998. С. 38.
17.См.: Ницше Ф. К генеалогии морали // Ницше Ф. Соч. в 2-х т. Т. 2.М.,1990;примечание ? там же, с. 784-786.
3.3 Организация отношений
Здесь мы рассмотрим те противоречия, которые характерны для объективных и субъективных основ (средств и ценностных ориентаций) организации человеческих отношений, для самого процесса осуществления такой организации, т.е. процедур управления и, наконец, те противоречия, которые вызываются различиями в жизни регионов Планеты. Суть дела может быть сформулирована весьма кратко: глобализация человеческой деятельности требует планетарной (по объему) и единой по своим принципиальным основаниям организации человечества ? в какой мере мы готовы к этому?
3.3.1 Основы организации человеческих отношений
На входе этой подсистемы человеческой жизнедеятельности имеют место тенденции (ценностные ориентации, интересы) и объективные возможности различных групп и личностей, а на выходе ? хотя бы минимум единства, не позволяющий окончательно распасться обществу в целом. Поскольку САЦ (социально-антропологическая целостность) состоит из целеустремленных подсистем, постольку окончательный результат есть функция взаимодействия управленческих решений, идущих как от центра (в какой бы форме он ни был представлен), так и от этих подсистем. Понятно, что в такой ситуации состояние общества может принимать различные значения на шкале, расположенной между двумя полюсами: органической целостности (с тенденцией к развивающейся гармонии) и слабо связанной плюралистической совокупности (с тенденцией к окончательному распаду).На одном полюсе общество становится общностью единомышленников (т.е. действительно социально-антропологической целостностью), на другом ? сборищем разношерстных толп, которыми манипулируют вырывающиеся вперед более жестко организованные подсистемы («правящее меньшинство»). Нетрудно видеть, что и тоталитарная диктатура и либеральная демократия ( как она имеет место фактически) тяготеют ко второму полюсу, с той лишь разницей, что за плюралистичностью демократии таится единая толпа потребителей, а за единой толпой винтиков-исполнителей тоталитарных режимов скрывается неискоренимый подпольный плюрализм (так сказать, «андерграунд»).
Положение общества в целом зависит от взаимодействия субъективных ориентаций центра и подсистем с теми объективными возможностями в принятии и реализации управленческих решений, которыми они располагают. К числу последних относятся:
прямое воздействие (использование полиции, армии, насильственное изменение власти);
финансы (оцените, к примеру, реальные возможности различных политических сил или отдельных кандидатов в современных шоу, именуемых «демократическими выборами»);
собственность на средства, предметы и результаты материальной сферы жизнедеятельности;
информационные средства (победа в информационной и психологической войне зачастую оказывается решающей);
статус (официальные и/или «неформальные» возможности использования всех перечисленных выше возможностей);
кадры, отвечающие за принятие и реализацию управленческих решений, с точки зрения качества данной «рабочей силы» («кадры решают всё»).
Естественно, что неравенство возможностей способно привести к удовлетворяющему всех результату только при двух условиях: 1) все (или хотя бы большинство) в главном хотят одного и того же; 2) ведущая сила адекватно выражает эту всеобщую тенденцию. История показывает, что такое совпадение случается лишь в экстремальных и исторически очень кратковременных ситуациях: например, отечественная война или всеобщий гнев против опостылевшей власти. Для повседневной реальности эти допущения являются слишком сильной абстракцией: немедленно после всеобщих победы и ликования люди возвращаются к старому раздраю, меняются лишь лидеры и те «лошадки», на которых они ставят.
Фактическая неравнозначность конечного результата («равнодействующей») для различных субъектов, обладающих неравными возможностями неизбежно ведет к нарастанию конкуренции как важнейшей характеристике объективных условий организации человеческих отношений на этапе цивилизации вообще и в современном обществе в особенности [18]. Констатируя это факт, марксизм совершенно прав, хотя и представляет характер конкуренции довольно узко: она вызывается не только объективным имущественным неравенством, но и всеми другими его формами, соответствующими перечисленным выше объективным возможностям. «Не укради!» ? писал Ницше. ? Но где прекращается собственность? Мысль, импульс, точка зрения, выражение образа, вид здания, человека ? разве всё это не собственность? А мы непрерывно обкрадываем всё. Мы обкрадываем ? всё существующее? для самих себя. Мы не думаем при этом о других, каждый индивид заботится о том, что он может урвать для самих себя »[19]. А «урвать» и «использовать для себя» личность или социальная группа может не только деньги и материальные ценности, но любое своё преимущество.
В то же время, чего не хотят видеть мизантропы и разоблачители типа Ницше, любое объективное неравенство может быть использовано и в благих целях: поддержка и реализация положительных инициатив, подлинная благотворительность, организация борьбы с любыми проявлениями зла. Стало быть, характер реализации объективно неравных возможностей вытекает из субъективного отношения к ним, к другим людям, к миру в целом, т.е. из субъективного неравенства. Не потому возникло рабство, что оно, как полагают марксисты, с неизбежностью вытекало из возможности применения рабского труда для производства прибавочного продукта, а прежде всего потому, что были люди, готовые пойти на это ради максимизации своего богатства. Но одновременно были и совсем другие люди ? и среди рабовладельцев и среди рабов: ориентированные на ценности истины, красоты, справедливости. То же самое мы имеем и сейчас ? только с такими возможностями, которые позволяют взорвать Землю.
Субъективные основы деятельности ЛПР (лиц, принимающих решения) в современном обществе можно представить с помощью следующей схемы:
Управленец, делающий личную карьеру «хождения во власть» и лоббирующий интересы поддерживающей его подсистемы, чаще всего ? откровенный прагматик. И потому всякой «философией» ему заниматься некогда. Он не любит и не умеет думать «вообще», для него умственная работа сводится к комбинаторике по решению тактических задач: дело, положенное ему по статусу, должно быть сделано (или, по крайней мере, построена соответствующая «потемкинская деревня»), но доминанта для него ? не в деле как таковом, но в вытекающем из него личностно-групповом «наваре» (интересная задача для социологов: проследить, сколько времени такой прагматик тратит на решение конкретной проблемы. а сколько ? на сопутствующие интриги, связанные со значением этого процесса для его статуса) Честная рефлексия относительно того, какой действительный вклад вносят его усилия в Общее дело и как он сам выглядит с этих позиций, ему не по нутру и не по силам (лучше уж выпить как следует или развлечься a la Клинтон, а если доминирует забота о здоровье, то к его услугам теннис и сауна).
В результате массовая подмена ценностей ? именно как правило, а не как исключение ? становится неизбежной. Провозглашают «общечеловеческие ценности» и «идеалы гуманизма», а на самом деле служат максимальной прибыли («национальным интересам»), карьере, моде. Сравните, к примеру, «двойной стандарт» западных политиков в отношении к «гуманитарной катастрофе» в Косово и Чечне. Что движет ими : сочувствие к страданиям беженцев или ориентация на выгодный геополитический плацдарм, нефть и стремление «быть на высоте» перед ими же оболваненным «общественным мнением»? Вопрос риторический? Проанализируйте то же самое на примере нашей «перестроившейся» номенклатуры с её игрой в лозунги «демократов», «коммунистов» и «патриотов». Или ? равнение постсоветских «интеллигентов» на штампы нынешней моды: сказать что-либо в защиту русских ? это «национализм», а констатировать преобладание тех или иных национальностей среди рэкетиров или олигархов, это, мол, «дурно пахнет». В другой ситуации господа этого же типа будут вопить что-нибудь вроде «Грузия (или Украина?) превыше всего». Так на какие ценности они ориентируются в действительности? На авторитет престижной моды, следование которой позволяет иметь нужные связи, делать карьеру, иметь соответствующие доходы и ощущать себя «уважаемым человеком» в своей тусовке. Подмена ценностей!
Особенно наглядно такая подмена проявляется в повседневном общении, ибо именно hic at nunc , на каждом шагу, а не на трибуне и с кафедры выражает себя подлинная природа человека, его уровень готовности к организации человеческих отношений. Массовая форма повседневного общения задается теми «авторитетами» (неформальными нормами), на которые ориентируется конформизм данного времени. Если сейчас принято болеть за футбол или играть в теннис, выступать демократом и плюралистом или, напротив, играть под «коммунитсты вперед», отрицать Бога или демонстрировать веру в него, требовать суровых расправ или отмены смертной казни ? так средний Homo sapiens и будет поступать. Но ещё более глубокая базовая ценность самоутверждения требует одновременно заявить как-то и своё отличие и превосходство: в рамках «как принято», но желательно «лучше всех» (в смысле больше, «ярче» и т.п.). Отсюда желание не только «соответствовать», но и унизить другого, высмеять и т.д. И в результате феномен «пауки в банке»: друг без друга не можем, но друг с другом грыземся (проанализируйте в этом плане поведение хоть на танцах, хоть на каком-нибудь «саммите» [20]).
Такой характер повседневного общения, во-первых, способствует тому, что все большие дела и идеалы объявляются «наивными» и «далекими от жизни» (мне б сейчас урвать своё: такова. Мол, жизнь. Нет! Это вы сами делаете её такой!). Во-вторых, неизбежные неудачи в этой «суете сует»: «сегодня ты, а завтра я»), помноженные на первое обстоятельство («неверие» в подлинные ценности, точнее незрелость для их приятия), порождают то, что я называю «гы-гы эффект»: осмеяние всего и вся, шутовство, уход от серьёзного преобразования жизни в «карнавальные игры», объявление «смехотворным» (это уже на уровне «элиты») всякого серьёзного и ответственного отношения к жизни. Одни (созидатели) тянут воз, другие (мещане, образованцы) хихикают в маргинальных подворотнях, третьи (деструкторы), пользуясь сумятицей самовыражаются в насилии. Незрелость и большие претензии проявляются в «выпендреже», а неровность «успехов» сублимируется в «балдеж». «Веселая жизнь», воистину достойная «веселой науки» (Ницше).
В то же время на официальном уровне требуется как-то «сохранить лицо». В результате ? очковтирательство и лицемерие, которые, естественно только усиливают скептическо-ироническую реакцию.[21] Значительная часть людей не имеет устойчивых внутренних ( не навязанных властью, законом, рациональным расчетом, но выстраданных самим собой) основ для организации гармонических отношений друг с другом.[22] Навязывание же «хорошего поведения» извне ведёт к сбоям и невротическим реакциям (З.Фрейд). Прав Ницше: «Жить морально сознательно ? предполагает сплошную ошибочность вкупе с её гнетом и последствиями, и это значит: мы не нашли ещё условий нашего существования и всё ещё ищем их».[23]
Говоря проще, общество не научилось в должной мере по человечески относиться к составляющим его целеустремленным подсистемам (группам и отдельным людям, а последние ? к обществу и друг к другу. Посмотрим, какие основные проблемы в организации человеческих отношений вытекают из этой констатации. Решение общей проблемы ? сохранения целостности системы, состоящей из целеустремленных подсистем, предполагает ответы, по крайней мере, на следующие вопросы, формулируя которые, мы одновременно назовем основные варианты их решения, а затем вкратце рассмотрим вытекающие из них противоречия.
Кто является гарантом и высшей целью развития социальных систем: общество, личность, Бог, их взаимодополняющее единство?
В какой форме предпочтительнее существование проектов развития: в виде естественно складывающихся различных целей или в качестве единого идеального проекта с некоей центральной идеей?
Какие из базовых ценностей человеческого общения должны быть вершиной иерархии способов регуляции человеческих отношений: власть, общепризнанные обычаи, выгода, право (равенство перед законом), долг (добровольное признание Общего дела в качестве высшей цели), добро (добровольное признание самоценности друг друга)? Этот вопрос можно поставить и несколько иначе: что должно быть доминирующим (на шкале идеальных предпочтений) в регуляции человеческих отношений ? рационально обоснованные и формализуемые нормы, неформальные обычаи или доверие, основанное на взаимопонимании? Сформулированные выше вопросы пронизывает проблема отношения к неравенству субъективных ценностных ориентаций: предпочтение плюрализма, доминанта монистического единства, их взаимодополнительность как единство в многообразии?
Что делать с фактически сложившимся неравенством объективных возможностей: ликвидация (абсолютное равенство), признание неравенства нормой, признание неравенства через оценку его вклада в целостность.
Перечисленные варианты ответов на первый вопрос резюмируются в тоталитарном, либеральном, теократическом и соборно-солидаристском идеалах общественного устройства.
Тоталитарный вариант предполагает либо подчинение частичной личности («винтика») социальному целому, либо абсолютную социализацию личности, её, так сказать, «дорастание» до уровня интересов и духовного богатства общества. Первый случай в теории иллюстрируется утопиями типа «Государства» Платона, на практике ? тоталитарными режимами. Второй является идеалом, провозглашенным К.Марксом. Первый случай неизбежно заканчивается внутренней оппозицией и бунтом. Второй не учитывает самоценность неповторимого в человеке, несводимость уникальной экзистенции к общей сущности (эссенции); реализация такого идеала означала бы конец развития, подобно тому, что имело бы место при полном слиянии человека с Абсолютом (абсолютная идея Гегеля, нирвана буддистов).
Либеральный вариант, напротив, ставит в центр личность и не признает самоценности целого. Но при этом не учитывается реальная разнонаправленность личностей: всякая ли личность является самоценной «по определению», любая ли направленность саморазвития целеустремленных подсистем может гарантировать существование системы? Нужен, стало быть, «общественный договор», но все ли личности и группы хотят и способны разумно договариваться?
Теократический вариант возлагает надежды на то. что через общество и личность воплощается воля Бога. Знать бы только, через какие именно? (хорошо, конечно, если бы монарх действительно был помазанником божьим, но история таких упований не подтверждает. И потому каждый провозглашает: «С нами Бог!»).
Соборно-солидаристский вариант переживает пока период духовно-теоретического становления. Он не приемлет ни абсолютного плюрализма либералов, ни социологического или теократического монизма, ибо признает взаимодополнительность общества, личности и Бога (целостности мира, его негэнтропийных тенденций) на основе взаимного признания тех, кто органически признает самоценность других. Личность в этом случае не является ни «винтиком», ни «копией» общества, поскольку имеет место диалог и сотворчество добровольно признающих друг друга субъектов. Но где такие общества и личности? И если даже существуют отдельные личности такого типа, то как придти в данному идеалу от нынешней ситуации? Понятно, что для прагматиков это чистейшей воды утопия.
Варианты ответов на второй вопрос в наше время наиболее наглядно представлены в концепции К.Поппера и в коммунистических концепциях. Первый подход в принципе несостоятелен, ибо стихийно возникающие цели могут работать на распад системы из-за своей эгоистической направленности и противоречий друг с другом. Это не означает полного отрицания такого целеполагания; речь идет лишь о необходимости контроля над ними. Но контроль должен иметь идеальный стержень, общество должно знать идеалы своего развития в целом (которые, однако, не должны превращаться в застывшие догмы). Современное человечество не имеет такого доминирующего идеала (об ограниченности коммунистической утопии уже шла речь выше). Соборно-солидаристский ответ на первый вопрос коррелирует с пониманием движения к ноосфере как Общего дела планеты.[24] Но и трудности здесь аналогичные: чьё сознание и, тем более, жизненный опыт реально готовы к этому?
Из вариантов ответов на третий вопрос явственно коррелирует с тоталитарными идеалами ориентация на доминанту прямого властного принуждения, подкрепляемого жесткими юридическими нормами и работающими на власть обычаями. С либерализмом соотносится идея примата выгоды и равенства перед законом (правовое общество), имеющих рациональное обоснование и выражение. Властный произвол неизбежно порождает возрастающий протест, а экономическо-правовое регулирование явно не покрывает реальной сложности человеческих отношений и потому ведет к формализму и бездушию: очевидные вещи не делаются, ибо «не предусмотрены законодательством».[25] Между тем, предрассудок, согласно которому кроме этих двух альтернатив ничего не может быть, укорен очень сильно в недрах материалистическо-экономического сознания: «Либо сила, либо рубль ? иного выбора в экономике не было и нет от века.[26] Читай: рубль всё же поддается правовому регулированию, а экономика ? безусловная основа всего прочего. Что ж, если деньги ? Бог, то это единственно понятная и приемлемая позиция.
Но русская культура всегда строилась на других ? духовных ? основаниях. С.Л Франк писал о двух уровнях регуляции человеческих отношений: внешней общественности (политико-правовой уровень) и соборности (нравственно-религиозный уровень).[27] Согласно П.И. Новгородцеву правовую демократию надо заменить агиократией ? властью святынь: «Не превращение государственного строительства в чисто внешнее устроение человеческой жизни, а возвышение его до степени Божьего дела, ?вот что прежде всего нам необходимо».[28] Естественно, при таком подходе доверие, основанное на взаимопонимании, выше формальной проверки. Разумеется, это не отменяет ни права, ни властного принуждения. Но превращает их из конечных инстанций в приводные ремни , которые служат взаимодополняющему единству добра и долга. Но как определить, кто достоин доверия, а кто нуждается в строгой проверке? И как поступать с принципиально антидуховным злом? (Проблема насилия и ненасилия). «Добро должно быть с кулаками», но останется ли оно при этом добром? К этому вопросу мы вернемся в 3.3.2. Как на деле придерживаться такого идеала в обществе, значительная часть которого воспринимает это как «сказки» ( и во всё более наглой и циничной манере)?
Подводя итог первым трем вопросам, можно сказать, что абсолютный плюрализм и монистическое единство, будучи внешними относительно друг друга, неплодотворны. Но третий путь ? органическое единство в многообразии, взаимодополнительность самоценности индивидуального и целого пока ещё просто не воспринимается как реальная возможность , а не благое пожелание (что и немудрено при нынешнем состоянии умов и раскладе сил).
Среди ответов на четвертый вопрос идея полной ликвидации неравенства («уравниловка»), видимо, потерпела окончательный крах ? и практически, и теоретически. Но и противоположное решение ? признание неравенства во владении собственностью, возможностях распоряжения информацией во влиянии на других людей, в преимуществах, предоставляемых социальным статусом, нормальным и неизбежным в его естественном развитии ? не является удовлетворительным. Конечно, в общем плане вряд ли кто будет спорить с тем, что это неравенство как-то должно регулироваться : налогообложением, определенными законами об использовании информации и т.д. Но одно дело паллиативы, другое ? принципиальное решение вопроса.
Я позволю себе выдвинуть для обсуждения три основополагающих принципа возможного решения этой многовековой проблемы.
Принцип минимума. Каждый член общества должен вносить вклад в Общее дело не ниже определенного минимума ( за исключением тех случаев, когда этого не позволяют объективные причины: состояние здоровья и др.). Каждому члену общества, не нарушающему его законов, должен быть гарантирован определенный минимум благ, позволяющий ему соответствовать требованиям минимального трудового вклада. Объем и содержание обоих минимумов периодически рассматривается специальной экспертной комиссией (нечто вроде «Академии Горя и Радости» в «Туманности Андромеды» И.Ефремова) и принимается как закон. Всё то, что человек может сделать и получить сверх минимумов, определяется его деятельностью в соответствии с нижеследующими принципами.
Принцип качественной оценки. Преимущества любого социального статуса должны обусловливаться не количеством располагаемых возможностей (финансовых, материальных, информационных и др.), но актуальным качеством вклада в Общее дело. Банкир не должен обладать преимуществами перед, допустим, врачом или земледельцем просто потому, что его профессия позволяет получать большую прибыль. Преимущества должны быть такими, которые позволяют проявить себя как банкир, врач или земледелец оптимально для целого и для самореализации личностных потенций.
Принцип разумного ограничения. Ни одна личность и социальная группа не должна обладать объективными возможностями в таком объеме, который позволяет им использовать их во вред другим личностям и группам. Именно из этого принципа следует, на мой взгляд, исходить при определении оптимального соотношения общественной, групповой и частной собственности. Только на таком пути можно избежать ситуаций, когда владельцы капиталов, энергии, СМИ и т.п. будут диктовать условия другим сферам деятельности и потребителям, а лица, распоряжающиеся колоссальными прибылями, подкупать политиков и развращать прихлебателей.
Подчеркиваю: я прекрасно понимаю уязвимость предлагаемого подхода, но хотел бы услышать конструктивные контраргументы. В самом деле. Следование этим принципам порождает опасность бюрократизации соответствующих институтов: кто будет оценивать, ограничивать, принимать решения и контролировать их исполнение? Философы из утопии Платона? Но где они? Меня, конечно, можно упрекнуть в тенденциях явно социалистического толка. И я думаю, что от них никуда уйти не удастся. Вопрос, следовательно, стоит только так: 1) К чему склоняют нас наши базовые ценности: к обществу, основанному на морально-нравственной справедливости и духовной солидарности, или к правовому обществу взаимной выгоды, регулируемой равенством перед законом? Спорить о ценностях бесполезно. Просто каждый должен честно осознать свою идентичность с той или иной культурой. Мой выбор для читателя достаточно очевиден. 2) Какая технология может свести к минимуму вред от неизбежных недостатков обеих моделей ? либерально-демократической и соборно-солидаристской? Сторонники первой из них говорят, что, несмотря на все недостатки, лучше её всё равно ничего не придумаешь. Я в этом сильно сомневаюсь. Во всяком случае для меня очевидно, что следование по её пути ведет человечество в пропасть не в меньшей степени, чем следование по пути тоталитаризма.[29] Но, разумеется. я далек от того, чтобы объявить панацеей от всех бед ту модель, которой я симпатизирую. Хотя бы потому, что она явно недостаточно разработана, в том числе и по части мер, предотвращающих её сползание к тоталитаризму.
С учетом всего сказанного приступим теперь к анализу проблем технологии организации человеческих отношений.
3.3.2.Кому и как принимать решения? (проблемы управления)
Чтобы обеспечить конечную цель организации отношений ? сохранение общества как системы, необходимо принимать определенные управленческие решения и исполнять их. Кто и как должен это делать? Решение этих проблем порождает свои специфические противоречия. Рассматривая эти вопросы, мы сначала обрисуем идеальную ситуацию, затем ? основные тенденции фактически складывающейся ситуации и, наконец, сопоставляя одно с другим, выявим те противоречия, к которым приводит принятие предлагаемых вариантов ответов.
Под идеальной ситуацией управления понимается не абсолютное отсутствие недостатков, но тот предел, где удается свести к минимуму неизбежные ограничения и избавиться от того, что в принципе может быть ликвидировано. Назовем сначала те обстоятельства, которые с неизбежностью вызывают определенное несовершенство любого управления. Общим знаменателем этих ограничений является сложность той системы, которой предстоит управлять.
Она проявляется, во-первых, как сложность по объему . Любая социальная группа размером больше 7 ( ± 2) человек уже требует наличия опосредствующей подсистемы для принятия коллективных решений. Это может быть человек, учитывающий мнения членов группы или отвечающий за определенный аспект её деятельности. До какого-то предела эти действия являются обозримыми и в какой-то мере подконтрольными для всех членов общности (допустим, на агоре или в вече).Но уже в древних империях, а тем более в масштабах современного общества объемы управляемых систем таковы, что посредствующие звенья, будучи целеустремленными системами, получают возможность «работать на себя». Следовательно, возможность отчуждения аппарата управления от общества может быть уменьшена, но она никогда не исчезает полностью.
Во-вторых, имеется в виду сложность по содержанию, которая, в свою очередь, проявляется в двух аспектах: а) человеческое бытие не сводится к уровню объективной реальности, который в принципе поддается управлению; б) целеустремленные подсистемы (группы и личности) остаются неравными как по своей аксиологической направленности, так и по возможностям эффективного взаимопонимания и сотрудничества.
В самом деле, в какой-то момент времени объективная реальность (в природе, технике, состоянии самих людей, средствах их общения друг с другом) вполне может быть планируемой и подконтрольной для решения определенных задач. Но даже на уровне объективной реальности развитие указанных областей порождает такие новые явления, которые определенное время остаются слабо управляемыми. Это значит, что, если в такой ситуации необходимо принять управленческое решение, то оно не может быть полностью научно обоснованным. ЛПР (лица, принимающие решения) вынуждены, стало быть, брать на себя риск ошибки. Тем более этот риск возрастает на уровне субъективной реальности, которая в принципе не может быть до конца управляемой, ибо управление опирается на знание регулярностей, а в основе субъективной реальности лежит неповторяемость, уникальность , и потому «инженерия человеческих душ» невозможна. Управление общими делами различных субъектов требует определенного уровня интерсубъективности, т.е. общности их ценностей , интересов, исходной информации, необходимой для взаимопонимания., квалификации, необходимой для эффективного взаимодополнения. Очевидно, что такая интерсубъективность никогда не может быть абсолютной. Что касается глубинного общения с духом (уровня трансцендентной реальности), то здесь управление вообще бессильно, но вынуждено, однако, считаться с характером духовной атмосферы, которая может сыграть относительно управленческих усилий как роль попутного ветра, так и полного штиля, а то и злобного урагана, идущего против них.
Следовательно, мы должны ясно осознавать: всем в человеческих отношениях управлять нельзя; любые управленческие проекты и нормы всегда оказываются недостаточными. Ни руководитель, ни исполнители не могут спрятаться за «программы» и «принятые решения», законы и уйти от необходимости принимать решения, которые в принципе не могут быть обоснованы с необходимостью и достаточностью, гарантирующими адекватный результат. Риск и трагичность имманентны человеческому бытию, happy end обязателен только в американских боевиках.
Тем не менее в реальной жизни мы встречаемся иногда с достаточно интерсубъективными, слаженно действующими, а порой даже и гармонично живущими общностями: семьями, группами единомышленников и единоверцев, трудовыми коллективами, спортивными командами и т.п. Попробуем на этой основе выявить образ идеальной ситуации в организации отношений. Предельно кратко соответствующую идеальную общность можно охарактеризовать как коллектив равных. Естественно, с учетом вышесказанного речь не идет о равенстве во всех отношениях: такое невозможно, да и не нужно (без разнообразия, как известно, нет развития). Имеется в виду общность доминирующих базовых ценностей и равенство с точки зрения с точки зрения их воплощения. Суть дела можно выразить словами П.И.Новгородцева: «Никто не должен быть исключен из идеи свободного единства. Безусловный принцип личности с необходимостью приводит к идее всечеловеческой, вселенской солидарности» и «Общественный идеал можно определить как принцип свободного универсализма». [30]
Общность доминирующих базовых ценностей предполагает, что все социальные группы и личности (и прежде всего по линии «генераторы идей ? организаторы ? реализаторы») ориентированы на соборное созидание, т.е. не просто на взаимовыгодные и безопасные отношения в бизнесе и потреблении по максимуму, но на оптимум отношений в Общем деле движения к ноосфере ? к органическому единству общества, личности и природы в процессе их взаимного совершенствования, реализации их негэнтропийных тенденций.
Увы, для «стоящих на земле» это, конечно, абсолютно непонятно (и главное ? неинтересно). Им надо собирать налоги, осуществлять посевную, строить дороги и т.д. Ну, разумеется, надо. Но во имя чего ? Для деловых прагматиков ответ очевиден: чтоб жилось хорошо, т.е. сытно и вообще не хуже чем там, в Америке. И удивительным образом они не понимают, что именно из такого «идеала» с неизбежностью произрастает и зависть (мать всех пороков), и неумеренность, и жестокая конкуренция, и неустранимая преступность и т.д. Не понимают этого ни «рыночники», ни сторонники решительного передела собственности. Я ? за пересмотр результатов нашей приватизации (какими бы последствиями это не грозило ? справедливость и честь дороже). Но, опять-таки, во имя чего ? Чтобы каждому досталось не меньше чем Чубайсу или Черномырдину? Или всем поровну? Но это значит, что рано или поздно кому-то опять станет мало, кто-то любыми путями отхватит побольше, и возникнет новая номенклатура, новая приватизация и ? по кругу. Нет, не дано «хозяйственникам» понять идеалы, вдохновлявшие И.Ефремова?Итак: мой максимум, всеобщий уравнительный минимум или соборный оптимум во имя творческого созидания гармонии человеческого и мирового бытия , а не только моего и ли общего комфорта и прав. И снова перед моими глазами упитанная или обозленная физиономия оппонента?Что ж: «Пойми, коль может//Органа жизнь глухонемой!//Увы, души в нем не встревожит//И голос матери самой!» (Ф.Тютчев).
Чтобы реализовать общие ценности, члены идеального общества должны обладать такими знаниями, умениями и способностями, которые в своем взаимном дополнении обеспечивают их взаимопонимание и взаимодействие. Равенство здесь проявляется именно как взаимодополнительность: все они нужны друг другу и Общему делу. Организуются, стало быть, не карьеристы, ищущие личного успеха, но сотоварищи в лучшем смысле этого слова: не уравниловка и не «тараканьи бега», но сотрудничество на основе взаимопонимания при недопущении развращающей уравниловки и пресечении разрушительного неравенства.
То же самое следует сказать о тех объективных возможностях (средствах и результатах материального производства, информации и т.д.), которыми владеют члены сообщества: равенство в смысле единства необходимого вклада в Общее дело и реализации личных и групповых потенций; пресечение неравенства, восстанавливающего людей друг против друга и разрушающего единство общества. Например: взаимодополнительность общественной, групповой и личной собственности именно с таких позиций. Никакая собственность не должна становиться отчуждающей преградой, выгодной её владельцам вопреки интересам других людей. Академик С.Федоров (в предвыборной программе блока Николаева ? Федорова, деятельность которого далеко не случайно была наглухо заблокирована СМИ) прекрасно выразил это в виде афоризма: «Рыба должна принадлежать рыбаку, а не владельцу удочки».
В реализации субъективных и объективных возможностей под эгидой общих базовых ценностей люди вступают в отношения на всех трех уровнях бытия. В идеальной ситуации регуляторами этих отношений являются: общность духовной веры (на уровне трансцендентной реальности), доверие (на уровне субъективной реальности) и проверка (на уровне объективной реальности). Члены такой общности верят в духовные основы добра в этом мире, доверяют друг другу и проверяют качество объективных процессов и результатов воплощения базовых интерсубъективных ценностей. Таким образом, управление, используя инструменты власти и права, основывается на единстве добра и долга.
Идеальная ситуация предполагает и неизбежность отклонений от идеала по всем перечисленным выше направлениям. Принципиальная позиция здесь такова: 1) адекватность использования подчиненных уровню соборности средств (там, где необходимо ? действие и через юридическую справедливость, и через экономическую выгоду, и через традиции, и через прямое применение власти); 2) выведение за рамки морально-нравственных отношений тех субъектов, которые реализуют деструктивные ориентации: сопротивление злу силой.
Не трудно видеть, что эта идеальная ситуация неизмеримо далека и от доминирующих ныне тенденций и достаточно далека от предлагаемых и используемых моделей управления обществом. Тем не менее я полагаю, что отказываясь от стремления к такому идеалу, мы отказываемся от возможности нормального единства общества и человечества. Это значит, что надо оценить с его позиций управленческие реалии, а затем понять, что и кто мешает двигаться по пути его воплощения и разработать соответствующие программы.
Итак, сначала посмотрим, каковы тенденции развития организации отношений в современном мире, а потом ? как соотносятся с этой реальной и идеальной ситуацией конкурирующие модели.
На первый взгляд для современного мира характерно торжество демократии в развитых странах, а в развивающихся ? движение от тоталитарных режимов к демократии или временные всплески в общем-то уже дискредитировавших себя тоталитарных тенденций. В действительности дело обстоит гораздо сложнее. Открытый тоталитаризм продемонстрировал свою бесперспективность, а чистая демократия (если таковая вообще когда-либо существовала) ? своё бессилие.. Пробивает себе дорогу особый симбиоз этих двух противоположностей, опирающийся на растущую криминализацию современного общества. Недавно С.Кара-Мурза сделал попытку как-то подступиться к анализу этого феномена: «Видимо, мы входим в новый период истории. Возникают режимы власти, которые держатся на каких-то ещё не вполне изученных подпорках».[31] Он называет ряд отличительных черт таких режимов: цинизм, игнорирование общественного мнения, сплачивание сторонников «не идеалами и высокими ценностями, а круговой порукой безобразий и пороков», «полупреступный уклад» (последнее он показывает на примере России ) , манипулирование стандартами культурной среды. Можно возразить, что такие черты характерны для тоталитарных режимов. Но ни тоталитаризм в советском обществе, ни германский фашизм никогда не отказывались от идеалов; напротив, этим своим идеалам они старались подчинить всю деятельность общества и ими же оправдать все «издержки». Это были в высшей степени идеологизированные общества. Те же режимы, которые имеет в виду Кара-Мурза принципиально деидеологизированы. Они используют демократию как удобную форму, как «мутную водичку», в которой хорошо ловится их «рыбка», не имея никаких идеалов, кроме жажды власти и богатства; они не обманывают электорат «высокими целями», но целенаправленно играют на снижение любых идеалов: ты сыт, ты развлекаешься ? ну и бери от жизни всё. А если не сыт ? что ж, потерпи, у государства сейчас нет денег (и все видят как строятся шикарные коттеджи, все знают о виллах и миллиардных вкладах за рубежом, но ? «хоть плюй в глаза, всё божья роса»). И криминалитет, попирающий любую мораль и обходящий любые законы, рвется во власть. Уже прорвался?
Читатель, не надо при этом представлять только СНГ или какую-нибудь из латиноамериканских или африканских стран. «Есть много признаков ? пишет Кара-Мурза, - что это процесс мировой. Дело Клинтона-Левински, ничтожество Соланы или Кофи Аннана задают стандарты той культурной среды, в которой большинство телезрителей мира без особых эмоций принимает бомбардировки Сербии?Более того, по сути, исчезает само общество, поскольку моральные и логические нормы разных людей становятся несовместимыми, что утрачивается возможность диалога». К сожалению, дальше этот автор продолжает так: «Всё чаще от самых разных людей приходится слышать вымученный и странный вывод: в мире сегодня идет война добра со злом. Иных, более четких и строгих, категорий для определения происходящего люди найти не могут. Значит сдвиги действительно глубоки». Я согласен с тем, что описанный феномен нуждается в детальном анализе. Но то, что в основе его лежит именно наглая агрессия торжествующего зла ? это вывод не «вымученный и странный», но объясняющий происходящее на фундаментальном мировоззренческом уровне. Невольно вспоминаются визионерские видения Д.Андреевым будущего пришествия Антихриста, когда «жаждать власти будут сотни и тысячи, жаждать сексуальной свободы будут многомиллионные массы», когда «Наслаждение усилится ещё и сознанием безнаказанности», а всеманипулирующая власть Антихриста породит поколение «С глазами, привыкшими с младенческих лет к повседневным зрелищам самого изощренного разврата, с умом, направленным лишь на изыскание новых и новых видов чувственного наслаждения, либо на окончательное опустошение природы, с совестью, заглушенной столетней проповедью аморализма, с ростками высших движений души, до корня вытоптанных общественным глумлением?»[32] Как заметил один российский политик (и сам, конечно, далеко не безгрешный) относительно тех, кто строит свою пирамиду власти на эксплуатации подобных тенденций, «Сатана есть сатана». Впрочем, пока-что речь скорее идет о мелких бесах.
Очевидно, что для сознательных «режиссеров и постановщиков» и стихийных «попутчиков» политического строя, густо замешанного на криминале, демократия является очень удобной ширмой. Но что в действительности представляет собой демократия как форма политического устройства общества -?в идеале и в реальности? В своей развитой форме современная демократия базируется на единстве трех основных идей: народовластия, либерализма и правового общества.
Идея народовластия заключается в том, что народ, как совокупность членов данного общества, имеет право и способен сам принимать решения о своём образе жизни и делегировать свои полномочия избираемым им лицам, осуществляющим управленческие функции таким образом, что они способствуют реализации воли народа: «демократия, или право народа оценивать и отстранять своё правительство».[33] Либеральная идея трактует народ как совокупность свободных личностей, в которой именно личность является ядром и целью развития; таким образом, в конечном счете не народ как целое, но именно личность является субъектом принятия решений. Но для того чтобы обеспечить примат личности, её права и свободы, необходимо такое политико-правовое устройство общества, которое зиждется на верховенстве закона и равенстве людей перед законом. Ядро либеральной идеи, как подчеркивал Н.Бердяев, связано «с развитием личности, осуществлением естественного права, свободы и равенства».[34]
Итак, в идеале предполагается, что народ (по крайней мере в своем большинстве) состоит из достаточно зрелых и рационально настроенных личностей, способных формулировать своё волеизъявление, а затем доверить и эффективно проконтролировать его реализацию другими личностями (управленцами). Следовательно, в глубине либерально-демократического идеала лежит убеждение в готовности большинства людей принимать и исполнять разумные решения, в равенстве людей именно в этом смысле. Действительно, существуют люди, достигшие такого уровня зрелости. Действительно, можно рационально обосновать определенные управленческие решения, закрепить их в виде законов и столь же рационально следовать этим законам. Действительно, есть черты и интересы, в которых люди равны. Всё это правда, но, увы, далеко не вся правда. В реальной жизни указанные характеристики погружены в гораздо более сложную ситуацию, по отношению к которой они выступают как предельные допущения, абстракции. Вера в эффективность либерально-демократической организации зиждется на абстракциях личности, способной принимать рациональные решения, равенства людей и достаточности правовых норм для регуляции человеческих отношений.
Не являются ли , однако, эти абстракции слишком сильными ? Чтобы сделать более ясной такую постановку вопроса, представим себе абстрактную модель общества с точностью до наоборот и сделаем это в виде мрачной антиутопии. Вообразим общество, состоящее из потомков алкоголиков и наркоманов, однако не дошедших ещё до степени полной дебильности. Эти люди равны в своих требованиях «хлеба и зрелищ» и способны доверить реализацию такого их волеизъявления другим личностям, которые обещают сделать это наилучшим образом. Но первые не способны, а вторые не хотят следовать рационально обоснованным решениям, ибо одни предпочитают развлекаться, а другие реализовывать свою волю к власти. Будет ли это демократией или чем-либо иным? Современное общество занимает какое-то промежуточное положение между демократией в идеале и тем общественным устройством, которое только что было обрисовано.
Демократы, конечно, понимают, что в реальной демократии, воплощающейся в реальном человечестве, полно недостатков. Но они полагают, что эти недостатки поправимы и, всё равно, ничего лучшего в этом грешном мире не придумаешь. Обсудим оба эти допущения.
Что касается поправимости, то эта оптимистическая иллюзия не выдерживает ни теоретической, ни исторической критики. Анализируя эволюцию демократической формы правления, П.И.Новгородцев отмечает, что «в странах с наиболее развитыми демократическими формами народная воля в сущности определяется волей немногих, стоящих наверху. Теория народного суверенитета приходит здесь с другой стороны к точке исхода, описав своего рода круг постепенных превращений. Она отправляется от того, чтобы властвующей воле немногих противопоставить верховную волю народа, волю всех граждан без исключения. Но силою вещей воля всего народа заменяется волей большинства. Воля большинства ? волей тех активных граждан, которые умеют заставить признать себя за большинство, и наконец, воля этих активных элементов ? волей нескольких политических деятелей, стоящих во главе власти и направляющих ход политической жизни».[35] И это, резюмирует автор, есть « железный закон олигархии ». Впрочем, неизбежные злоключения демократии хорошо видел уже Платон.
Почему же это происходит? Да потому именно, что люди не равны ни в своих устремлениях, ни в возможностях, и значительная часть их очень далека от рационалистического идеала всеобщей полезности и не обладает необходимыми данными. Чтобы выработать нормы следования такому идеалу и поступать в соответствии с ними, электорат недостаточно проницателен и принципиален, чтобы избрать во власть достойных представителей. Рвущиеся во власть не гнушаются ничем.: демагогия, массированная информационная обработка, война компроматов, прямой подкуп, а то и подтасовка. Народ так же склонен верить очередному «очарователю», как женщина, жаждущая «счастья в личной жизни» и очередной раз открывающая его возможность в новом избраннике с неизбежным же последующим разочарованием. (Возьмите, к примеру, бесконечные шатания между двумя основными силами, борющимися за власть на Западе: то консерваторы, то социал-демократы, то демократы. То республиканцы?А у нас: чуть-чуть помани, сделай хоть пару нормальных давно ожидаемых шагов ? и рейтинг подскакивает до потолка).
Какие же возможности открываются в том случае, когда активная часть общества начинает понимать или, по крайней мере. заражаться таким настроением, что нельзя доверять своё будущее этим жадным, порочным, ограниченным, абсолютно лишенным стратегического взгляда представителям грызущихся политических группировок? Первый вариант ведет к реализации тенденций, описанных С.Кара-Мурзой. Циники и не нуждаются в доверии тех, кто разглядел их истинное лицо; они либо пытаются изменить свой имидж, оставаясь в рамках демократических процедур, либо расстаются с игрой в демократию и переходят к открытой диктатуре.[36] Втрой вариант может исходить от людей, которые, убедившись в том, что «закон Паркинсона» неизбежно съедает демократию, из самых лучших побуждений ищут какую-то другую форму организации общества.
Демократия основана на примате личности, вере в зрелость и равенство личностей и в возможность рационального устройства общественной жизни: доверяй, но проверяй. Убедившись, что электорат явно не созрел, чтобы выбирать действительно лучших, а идущие во власть, как правило, не относятся к лучшим, мыслящий человек не может не пойти по пути примерно таких рассуждений: «Необходимость выбора между цивилизацией как глобальным правлением знаттоков-экспертов и цивилизацией как правлением политических лидеров, демагогически обещающих «всё», а на деле не способных дать почти ничего, - будет всё острей».[37] Не важно, будем ли говорить об «экспертах», о «царе-батюшке», или каком-нибудь «триумвирате», во всех этих случаях ориентиры демократии сменяются на противоположные: не все личности одинаково зрелы (т.е. не равны); есть «лучшие люди», в которых можно поверить и доверить им управлять обществом так же , как мы вверяем своё здоровье врачу; приматом обладает нечто надличностное (воля Бога, процветание общества в целом ? «справедливое общество» по Платону). Разумеется, есть различия между общественным устройством, основанном на вере в непогрешимость пророка или царя ? божьего посланника и помазанника; или тоталитарного вождя, который сам выработал «единственно верное учение»; или «совет мудрецов» (экспертов), коллективно создающих различные проекты. Но сейчас я хочу подчеркнуть то, что является общим между всеми этими вариантами: веру в то, что есть люди, которые знают лучше и больше других и могут вести их за собой. Формами правления при таком устройстве могут быть и самодержавная монархия, и тоталитарная диктатура, и теократия, и «агиогратия», реализующаяся через правление «лучших людей». То общее, что является инвариантным идеалом этих форм, в противоположность демократии (власть народа, большинства) может быть обозначено как аристократия ( власть лучших, меньшинства). Термин «аристократия» употребляется здесь для обозначения не социальной группы, но способа управления.
Преимущества такого типа организации могут казаться очень заманчивыми на фоне демократического плюрализма, так быстро ведущего к плутократии и олигархии. В самом деле, разве мы выбираем врача голосованием? Нет, мы доверяем признанному специалисту или консилиуму. Весь вопрос в том, кем, как, на каком основании он оказался признанным. За качество специалиста в определенной мере ручается его предыдущая практика. Но правителей никто не готовит специально, и как знать куда он нас поведет, и будет ли его успех в какой-то более узкой области гарантией успеха в решении проблем организации общества в целом?
Демократия делает ставку на общность рассудка, способного организовать противоречивые стремления личностей. Аристократия верит в органическую общность. Иногда даже настолько, что предполагается возможность всей общности выступать в качестве «лучших людей». Например: «Если соборность предполагает в качестве своей необходимой основы наличие органической общности мировоззрения (т.е. цель соборов есть всеобщее ? непременно всеобщее ? примирение и объединение в рамках некоторой высшей идеи), то коллегиальность являет собой простое «механическое», внешнее сотрудничество»[38] На практике это в лучшем случае означает, что народ единодушно доверяет кому-то (допустим, царю) принимать общезначимые решения. Люди хотят чуда и «сильной руки», и?Что происходит дальше, об этом красноречиво свидетельствует вся российская история , включая наши дни. Чаще всего «лучшие», которым безоглядно поверили, на поверку оказываются далеко не лучшими. Демократия была бы хороша, если бы большинство действительно оказалось готовым принимать зрелые и разумные решения. Аристократия была бы ещё лучше, если бы нам дано было знать, кто есть «лучшие» и как обеспечить для них преемственность. Но, увы, надежды на то, что каждый гражданин может оказаться зрелым, а каждый вождь ? лучшим, иллюзорны.
Момент несостоявшейся преемственности особенно трагичен. Как правило, у мудрого царя нет хороших наследников, умирающий вождь не оставляет достойных учеников (проследите, хотя бы, эволюцию: Ленин ? Сталин ? Хрущев ? Брежнев ? Горбачев?); даже уход хорошего руководителя какой-нибудь организации способен быстро свести на нет все его достижения.
Ни демократия, ни аристократия не способны избавить общество от недобросовестных посредников, работающих на себя (или просто не умеющих как следует работать). Абсурдность процедуры выборов этих посредников и процедура принятия ими управленческих решений просто бьет в глаза. При аристократическом устройстве, на первый взгляд, всё проще и разумнее: достойный назначает достойных (не случайно, в России сейчас многие приходят к выводу, что разумнее было бы не выбирать губернаторов, но назначать их). Если бы, однако, существовала гарантия, что соответствующая иерархия действительно состоит из достойных. В первом случае бюрократия конкурентна и базарна, что оставляет некоторые «лазейки» и для разумных сил. Во втором случае бюрократия является жесткой и неповоротливой, но «лазейки» тоже есть: отдельные достойные личности всё же встречаются.[39]
Что же делать? Выбор наименьшего зла, видимо, зависит от конкретной исторической ситуации. Попробуем взглянуть с таких позиций на современную ситуацию. Для неё характерны следующие основные черты:
усложнение деятельности, рост и разнообразие потребностей вместе с увеличением свободного времени;
криминализация общества (особо следует подчеркнуть тот её аспект, который паразитирует на извращенных потребностях: наркобизнес, порнография и т.п.);
господство идеологии абсолютной свободы самовыражения и игрового отношения к жизни; рост внешних и внутренних противлречий, вытекающих из цивилизационного неравенства (в различных регионах и слоях общества ? подробнее об этом в 3.3.3 );
необходимость ужесточения контроля над ситуацией в силу перечисленных выше обстоятельств, что вступает в явное противоречие с либерально-демократическими установками.
В самом деле, «Либерализм провозглашает своё решение жить одной семьей с врагами»[40], но, когда внешние и внутренние враги оказываются слишком сильными (или соглашение с ними явно невыгодно), это благое пожелание не выполняется и демократия начинает играть роль идеологической ширмы, за которой скрываются достаточно жесткие действия (к примеру. во внешней политике США и НАТО). И прежде всего в подобных ситуациях обнаруживает несостоятельность демократическая процедура «делегирования полномочий» (фарс выборов) и абстрактные рассуждения о правах и свободах человека вообще.
Осуществляемое ныне голосование насквозь манипулятивно. Оно объявляется прямым , но как могут тысячи и миллионы людей адекватно оценить человека только по той рекламе, которая ему создается? Или даже по делам его, если неизвестны их подлинные мотивы? Многоступенчатое голосование (как, к примеру, это видел А.Солженицын в «Как нам обустроить Россию»), наверное, было бы более надежным, но при двух условиях: отсутствии давления (от информационного до силового) на местах и реальной компетентности избирателей. В современных условиях мафиозным группировкам как раз легче прорваться к власти уже на «земском» уровне. А компетентность избирателей (чтобы они четко представляли себе, чего они хотят выше уровня коммунального хозяйства, понимали , что, кто и почему им предлагает) связана уже со второй фундаментальной характеристикой демократических выборов ? с тем. что они, якобы, являются равными. Но это обман и самообман. Одинаковая значимость голосов человека, невежественного, безразличного, нечестного, пытающегося понять происходящее, знающего, что и как надо делать и кому это можно доверить, - можно ли придумать большую нелепость? И вот «все как один» попадаются в очередной капкан, поставленный мастерами «эффективных (читай: грязных) политических технологий», всякими имиджмейкерами и игротехниками, сценаристами и режиссерами, а достойные люди остаются не услышанными, непонятыми, неизбранными. Насколько же должны презирать нас эти закулисные «вершители судеб»!
Теперь о «правах и свободах». В мире, где преступления становятся повседневной реальностью, этот лозунг (в абстрактной форме, разумеется верный) фактически всё более способствует безнаказанности преступников. Это имеет место, во-первых, благодаря «двойному стандарту» в поведении защитников либеральных идей: что позволено, скажем, в отношении сербов и русских, вызывает шум на весь мир ,а то и бомбометание, когда речь идет о чеченцах или албанцах. И за этим ? элементарные, и даже не стратегические, корыстные интересы (стратегически Запад явно проигрывает, оказывая такую поддержку, - это только слепым не очевидно). Во-вторых, атмосфера сутяжничества, охватившая ныне «цивилизованный мир», позволяет очевидно виновным годами, а то и десятилетиями, уходить от наказания: все всё знают, но «доказать» не могут. Одно из двух, если воры и бандиты на свободе, - или чиновники куплены, или юридические процедуры крайне несовершенны (а в России и то и другое). «Нет законодательной базы?» ? А почему её нет?! Законодателям времени не хватает? Однако на распри и лоббирование его не жалеют.
В-третьих, абстрактный гуманизм, превратившийся в догму и модное клише (свидетельство принадлежности к «порядочному» обществу), ведет к тому, что те, кто действительно нарушает права и свободы других людей, перестают бояться неизбежного возмездия. Наиболее ярко это проявляется в отношении к смертной казни, когда её отмена стала условием приема в Европейское сообщество. Больший идиотизм в наше время трудно представить. Ведь дело не в мести , а в необходимости элементарной хирургической операции: безнадежно больной орган должен быть удален, бешеная собака уничтожена. Вообще нелепо: можно убить маньяка или террориста в перестрелке, а вот суд приговаривает его к заключению (пусть даже пожизненному). Но почему кто-то должен стирать им белье, почему они должны содержаться за счет нормальных людей? Существо, сознательно, по убеждению покушающееся на жизнь другого человека, выводит себя за рамки человеческого сообщества и не имеет права на существование. Не надо злиться на зло и торжествовать, делая ему больно, - это, действительно, лишь порождает новое зло. Но устранять зло необходимо.
Между тем человечество так и не сумело выработать эффективной программы действий относительно преступников. Совершенно ясно, что в так называемых пеницитарных учреждениях люди, как правило, не перевоспитываются, но либо ломаются, либо окончательно входят в структуры преступного сообщества. Почему рядом должны находиться закоренелый носитель зла, убежденный в своем праве жить за счет других людей (в том числе отнимая у них жизнь), и жертва случайных обстоятельств, трагической ошибки? Кто-то вполне может возместить нанесенный им ущерб, находясь на воле. Кто-то должен быть изолирован ? и не для перевоспитания или во имя мести, а потому что он опасен. А кто-то представляет опасность уже самим фактом своего существования. Понятно, что раз и навсегда уничтожить преступников нельзя: они воспроизводятся. Но тем не менее надо признать, что человечество никогда не умело удовлетворительно решать эту проблему (по крайней мере, в цивилизационный период своего развития). А в наше время организованная преступность рвется к власти над миром.
Итак, либеральная демократия либо окончательно выродится в олигархические полупреступные режимы, либо будут найдены способы более эффективно решать возникающие проблемы. Но надо признать, что мы пока не знаем как это сделать. Ясно, что управление обществом должно быть организовано так, чтобы « слов не тратить по пустому, где надо власть употребить». Ясно, что эта власть должна быть избрана или назначена на компетентной основе (не по произволу электората, за спиной которого стоят манипуляторы, или диктатора). Но кто рвется во власть? Представим себе, что добрая и спокойная порода собак устала от насилия каких-нибудь ротвейлеров. Но сменяя власть, они чаще всего имеют шанс посадить себе на голову питбулей. (За примерами из человеческой жизни ходить недалеко).
Всегда найдутся желающие задать сакраментальный вопрос: «А судьи кто?» Тем не менее судить и решать приходится с неизбежностью. В том числе с неизбежностью риска совершить ошибку. Поэтому нам никуда не уйти от более конкретного вопроса: если люди не равны в своих устремлениях и возможностях, а безошибочно определять «лучших людей», служащих воплощению высших созидательных идей, мы не умеем, то где больше шансов ошибиться: поверив в рулетку всеобщего выбора (тайно организуемого носителями частных интересов) или в мудрость консорции идущих впереди? Можно поставить вопрос и ещё более конкретно: должно ли знающее меньшинство подчиняться воле явно заблуждающегося большинства, манипулируемого меньшинством деструктивным? История во всяком случае отвечает однозначно: ни созидательное, ни деструктивное меньшинство «демократическому» диктату практически никогда не подчиняется, но делает всё, чтобы общество следовало его новой парадигме. Утверждать иное ? значит лгать: чтобы одурачить, либо по собственной модной глупости.
Примечания.
18. В доцивилизационный период преобладала конкуренция между отдельными обществами (родами, племенами), а не внутри общества.
19.Ницше Ф. Соч. в 2-х т. Т. 2. М.,1990. С. 818.
20. Вот случай, который поразил меня в молодости, на одной из первых научных конференций, где я был участником. Было много интересных людей и идей, советская философия (середина 60-х годов) в лучшей своей части явно находилась на подъеме. Но одновременно хватало и групповых интриг: кто с кем, кто что «заявляет». Но поразило меня другое: повседневное поведение: в перерыве «выбросили» дефицитные книги; и надо было видеть как интеллектуалы работали локтями. Мелочь? Для меня ?симптом. В самом деле, посмотрите на такую «работу локтями», допустим, в споре (политическом, научном, в выяснении личных отношений ? где угодно). В теледебатах один из журналистов упрекает Кириенко в том, что за его обращением о возможном содействии фактически скрывалась только просьба о деньгах: «Так мне сказала девушка, ваш сотрудник. Я записал это на магнитофон». Ответ Кириенко : «Вы что всех девушек на магнитофон записываете?» (А когда люди признают свою неправоту ?!) В аналогичной ситуации на вопрос «Я спрашиваю вас от имени народа, ограбленного вашими единомышленниками, думаете ли вы исправлять это?» Хакамада ответила так: «Я не буду отвечать на вопрос, заданный от имени народа. Я ответила бы только на ваш личный вопрос» А что она могла бы ответить?!). В общем, не стремление совместно найти истину, а стереотипные выгодные лишь одной стороне выпады: поставить на место! Так можно ли верить людям, которые подобным образом проявляют себя в «мелочах», что они будут порядочнее в большом деле? Я ? не верю.
21. Историческим примером (вполне актуальным и для нашего времени) может служит практическая интерпретация конфуцианской концепции в древнем Китае: « для обеспечения всеобщего благоденствия «государь обязательно должен быть «совершенномудрым», а его сановники ? мудрыми. Императорская идеология разрешала эту проблему радикально и просто: каждый царствующий монарх?возводился в ранг совершенного мудреца», чтобы после его смерти беспощадно обличать «недавних «совершенномудрых» как бездарных и порочных самодуров или одураченных ничтожеств, у которых даже не хватило ума компенсировать свои недостатки привлечением на службу достойных людей». (Мартынов А.С. Конфуцианская утопия в древности и средневековье.// Китайские социальные утопии. М.,1987. С. 17).
22. Иными словами, морально-нравственный уровень человеческих отношений, если его не путать с любыми нравами, достаточно редок (См.: Сагатовский В.Н. Философия развивающейся гармонии. Ч. 3: Антропология. С. 151-162.
23. Ницше Ф. Соч. в 2-х т. Т. 1 М.,1990. С. 819.
24. Подробнее см.: Сагатовский В.Н. Русская идея: продолжим ли прерванный путь? С. 146-152; Философия развивающейся гармонии. Ч. 3:Антропология; Движение к ноосфере ? Общее дело планеты // Вестник Новгородского госуниверситета,1999,№ 12.
25. Это особенно пагубно для стран с традициями корыстного чиновничества: всегда найдется выгодная юридическая зацепка ? отговорка. В США и Великобритании недостаточность формально-юридического подхода в определенной степени смягчается возможностями суда действовать по прецеденту, а не только по соответствию тому или иному закону, да ещё и «подзаконным актам» (тут уж правды добьёшься только обладая возможностями уровня Лужкова).
26. Шмелев Н. Либо сила, либо рубль //Знамя, 1989, № 1. С.129.
27. См.: Франк С.Л Духовные основы общества. Введение в социальную философию М.,1992. С. 57.
28. Новгородцев П.И. Об общественном идеале. М.,1991. С. 579.
29. В свое время И.Шафаревич хорошо показал это в своей статье: Две дороги к одному обрыву // Новый мир, 1989, № 7. Я не разделяю взгляды этого автора относительно социализма как исторического феномена, но с положениями данной статьи согласен и полагаю, что они отнюдь не утратили своей актуальности.
30. Новгородцев П.И. Об общественном идеале. С. 199.
31. Кара-Мурза С. Стабильность неустойчивости // Завтра, 22.9.1999.
32. Андреев Д. Роза мира. М., 1993. С. 281,285,287.
33. Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. 2. С. 148.
34. Бердяев Н.А. Этическая проблема в свете философского идеализма // Проблемы идеализма. М.,1903. С. 118.
35. Новгородцев П.И. Введение в философию права. Кризис современного правосознания. М., 1996. С. 119.
36. Вот как видел нынешнюю ситуацию композитор Георгий Свиридов (из его дневниковых записей от 7 декабря 1989 г.): « Рука судьбы возносит вчера ещё совершенно безвестных и ничтожных людей на вершину человеческой пирамиды. Дети бакалейных торговцев, секретари райкомов партии и им подобные вертят миром как им угодно. В их руках целые страны и континенты, повинующиеся чудовищной силе, находящейся в руках этих властителей. Недиктаторской власти теперь вообще нет. Она отличается лишь внешним театральным механизмом, выборами, свободой абсолютно несвободной печати и пр. Все эти марионетки, сбрасываемые и назначаемые подлинной властью мира ? концерном богачей, отравлены ядом честолюбия, властолюбия. За «место в истории» они продают всё: отца, мать, семью, Бога (у некоторых из них он есть «для виду»), продают государства, народы?» (Санкт-Петербургские ведомости. 14.1.2000). А вы ? о демократии?
37. Лем С. Планета Земля. Век ХХ1. // Комсомольская правда 11.7.1992.
38. Митрополит Иоанн. Русь соборная. СПб, 1995. С. 114.
39.Где, допустим, легче издать хорошую книгу: в советском обществе или в наше время? Тогда её мог «зарезать» любой высокопоставленный дурак (но попадались ведь и умные). Теперь её «зарежет» любой предприниматель в силу её нерентабельности, ибо демократический читатель предпочитает что-нибудь сексуально-детективное (но говорят, существуют меценаты). Выбор за вами, уважаемый автор! Так вот и получается, что достойное вынуждено пользоваться теми «лазейками», которые оставляют недостойные.
40. Ортега-Гассет. Восстание масс. \\ Вопросы философии, 1989.№ 3. С. 146.
3.3.3Межрегиональные отношения
Решение глобальных проблем современности требует единства мирового сообщества. Между тем человечество разобщено, и термин «межрегиональные» я употребляю для обозначения комплекса отношений между теми основными «блоками», на которые в настоящее время разделено человеческое общество в целом и между которыми существуют противоречия, стоящие на пути к необходимому единству. Это разделение имеет место по следующим основным направлениям:
национальное (противоречия между этническими образованиями);
религиозное (противоречия между религиозной верой и неверием и между конфессиями);
культурное (противоречия между типами культур);
формационное (противоречия между различными общественными формациями);
геополитическое (противоречия между государствами и блоками государств).
Противоречия каждого из направлений пересекаются и усиливают друг друга, но сначала дадим краткую характеристику каждого из этих направлений по отдельности.
Говоря о национальных отношениях, я подразумеваю под нацией не совокупность граждан данной страны (как, например, в США), но исторически сложившиеся культурно-этнические комплексы. Для современной ситуации характерны две противоположные тенденции: к интернационализации и национальному обособлению.
Наличие первой тенденции вполне понятно: люди, как в рамках отдельных стран, так и в мире в целом вступают во всё более тесные культурные и экономические связи, а миграционные потоки постоянно усиливаются. Поэтому человек, принимающий в целом жизненные стандарты определенной страны или типа культуры, являющийся гражданином этой страны, а то и имеющий двойное гражданство, чувствует себя, независимо от своего этнического происхождения, американцем, европейцем, россиянином или вообще «гражданином мира». Благодаря смешанным бракам эта тенденция ещё более усиливается.
Понятно, что взаимное недоверие различных этносов, всегда чреватое национальной рознью с тенденцией деления человечества на «мы (хорошие, высшие)» и «они (плохие, низшие)», является помехой в современной ситуации, когда глобальные проблемы можно решить только сообща. Возможное в будущем слияние всех этносов в единое человечество не должно пугать, если мы учтем, что единство совсем не обязательно связано с утратой индивидуальности. Определенные человеческие группы, национальные в том числе, могут сохранять своё неповторимое лицо, точно так же как и отдельный человек; и в то же время не противостоять друг другу, но чувствовать себя принадлежащими к единой целостности ? объединенному человечеству. Однако реальность далека от такого идеального положения вещей.
Дело в том, что различные этносы, во-первых, далеко не всегда способны осуществить успешный диалог и синтез культур, как в силу несовместимости базовых ценностей, так и вследствие попыток одной какой-либо культуры подавить и ассимилировать другую. Во-вторых, этносы могут находиться в неравном экономическом положении. Оба эти обстоятельства порождают тенденцию к национальной обособленности. В самом деле, почему самобытность того или иного этноса должна уступать место, скажем. американской массовой культуре, а сам этнос выполнять по отношению к более сильным экономическим образованиям роль дешевой рабочей силы и выгодного рынка сбыта? На эти вполне уважительные обстоятельства накладывается ещё такое идеологическое явление, которое в годы распада Советского Союза было метко названо национал-карьеризмом: вчерашнему заштатному поэту, мелкому чиновнику и т.п. очень хочется на волне борьбы «за права нации» сегодня стать пророком и вождем, а завтра, смотришь, и президентом. Для такой цели все средства оказались хороши: от демагогии до терроризма.
Итак, вместо взаимного дополнения тенденций к всечеловеческому единству и сохранения национально-культурной неповторимости мы имеем борьбу тенденций к насильственному и несправедливому единству с одной стороны и столь же насильственному и несправедливому обособлению и противопоставлению ? с другой.
В масштабах отдельных государств эти тенденции предстают в виде противоречия между нормами «сохранения территориальной целостности» и «права наций на самоопределение». С одной стороны непонятно, например, почему распад Советского Союза с сохранением совершенно искусственных границ между новыми государствами был признан «мировым сообществом» (точнее выступающими от его имени государствами Запада), а, скажем, стремление Абхазии выйти из состава Грузии, Приднестровья ? из состава Молдовы, Крыма ? вернуться в состав России и т.д. объявляется «противоправным». С другой стороны, что делать той же России, если под флагом «права на самоопределение» в Чечне была создана база международного терроризма? И, даже если не брать такой экстремальный случай, разумно ли, чтобы каждая этнически особая деревня могла бы объявить себя новым государством? Не достаточно ли ? для сохранения культурно-этнической индивидуальности ? гарантированной национально-культурной автономии? И не следует ли, напротив, приветствовать тенденцию к объединению, а не дроблению государств? Но что делать, если в действительности права национально-культурной автономии и экономическое равенство не гарантируются в рамках именно данного государства? Пока что в решении этих вопросов господствует политиканский «двойной стандарт»: что позволено, допустим, косовским албанцам, то жестоко пресекается относительно курдов.
В мировом масштабе рассматриваемые искаженные тенденции предстают как космополитизм мирового финансового капитала (мондиализм) и местный национализм. В первом случае «равенство» понимается как обезличка, превращение всех людей в функционеров мирового рынка, в пешек в той игре, которую ведут «избранные», и тем самым служит ширмой для централизованного неравенства. Во втором случае неравенство, «избранность» на этнической почве провозглашается открыто. И то и другое ? постоянная почва для реанимации фашизма.
Межнациональные противоречия останутся неразрешенными, покуда существуют ценностные ориентации на этническое превосходство и на эксплуатацию такого рода предрассудков в интересах национальных «элит» с одной стороны, и пренебрежение самоценностью национальной индивидуальности в интересах космополитической «элиты» ? с другой. Проще говоря: какой тут диалог, если каждый продолжает «тянуть одеяло на себя»?
Религиозные отношения имеют два аспекта: между растущим атеизмом и сохраняющейся религиозной верой и между различными религиозными конфессиями.
Рост атеизма в новое время провоцируется двумя причинами: оскудением религиозного чувства, когда, говоря словами Бердяева, не остается времени для общения с вечностью; стремлением опереться в отношениях с миром только на свой разум, верой в возможность абсолютного научного обоснования человеческой деятельности (именно для этого случая справедлив афоризм: «атеизм и есть ваша религия»). Первый фактор действует стихийно, второй ?сознательно и активно. Но ни тот, ни другой не обладают потенциями для окончательного «искоренения религиозных предрассудков». И это, в свою очередь, обусловлено как эмоционально-ценностной приверженностью к таким предрассудкам, так и тем, что религия отнюдь не сводится к «предрассудкам» и «пережиткам».
В эволюции религиозного отношения человека к миру переплетаются и борются две тенденции: отношение к духовной основе мира как к сверхъестественному, которое способно творить чудеса и компенсировать человеческую слабость, и как к святому , когда конечное человеческое существо переживает самоценность духовной целостности мира и свою сопричастность к вечному и бесконечному. В первом случае верующим движет своекорыстный страх, во втором человек испытывает бескорыстную любовь к той духовной основе бытия, с которой синтонна лучшая часть его души. Пассивный бытовой атеизм просто не знает переживаний второго рода, но очень легко, попадая в кризисную полосу социальных и личных трудностей, возвращается к религии как магии и суеверию (взгляните в этом плане на то, что произошло в России: как быстро уступил «само собой разумеющийся» атеизм на уровне «Бога нет, это медицинский факт» засилью внешней обрядности, сект и колдунов). Сторонники «научного» атеизма выше быта, но они погрязли только в социуме: космос для них лишь источник ресурсов, опасностей и поле для экспериментов. Увидев в религии только предрассудки, они решили действовать силовыми методами. И ? опять же пример России ? полный крах! Люди слабые и невежественные не хотят расставаться с надеждой на магические чудеса, а глубинное общение с духом нельзя «изъять» никакими репрессиями.
Я думаю, что противоречие между атеизмом и религией сейчас всё более трансформируется в противоречие между бездуховным атеизмом и приверженностью к магии с одной стороны (от неверия ни во что кроме своих «растущих потребностей» до суеверной надежды на сверхъестественное ? один шаг) и ценностной ориентацией на диалог, глубинное общение, сопричастность человека с духовными основами бытия (синтонность человека с «музыкой мира»).[41]
Учитывая противоречивый характер института религии, легче разобраться и в природе межконфессиональных противоречий. Во-первых, разные культурно-исторические традиции породили разные религии. Конформисты следуют за ними «по привычке», созидатели выбирают ту из них, которая более близка их общим базовым ценностям. Во-вторых, сами представители религиозных институтов (из числа конформистов и деструкторов) заинтересованы в сохранении примата той конфессии, к которой они сами принадлежат.
Психология «мы и они», конечно же, способствует тому, чтобы в иноверце видеть «неверного». Но с позиций подлинного религиозного чувства предпочтительнее, напротив, в каждой религии видеть положительные моменты стяжания духовной благодати и ставить вопрос об естественном синтезе этих моментов в «интеррелигиозности» и «со-верчестве» со всеми народами в их наивысших идеалах».[42] Однако, во-первых, этот процесс должен быть именно естественным, органическим. Никакое «богостроительство», «проектирование» каких-то новых культов тут неуместно. Во-вторых, нельзя не учитывать, что в реальной жизни эта тенденция немедленно обрастает политическими соображениями, примером чему могут служить разногласия вокруг экуменизма, который, порой, подобно «общечеловеческим ценностям» и идее «мирового правительства» служит завесой, прикрывающей экспансию Запада. Такой «экуменизм» уместно сопоставить с космополитизмом в национальных отношениях, в то время как агрессивный фундаментализм (наиболее ярко проявляющийся в мусульманских течениях типа ваххабизма) коррелирует с национализмом.
Но в целом космополитизм скорее атеистичен, религия в его рамках вырождается в рудимент чисто формальных традиций. Основная опасность в современном мире ? это воинствующий фундаментализм, который только прикрывает свою деструктивную сущность критикой американизма (сама по себе эта критика часто оказывается верной), и агрессивное сектантство (типа Аум сёнрике). Обе эти силы ещё, видимо, покажут себя, используя ту особенность человеческой психики, что суггестия и манипулирование на почве религиозной веры оказываются наиболее эффективными. Если в душе нет чувства святости духовных основ бытия, то никакие обряды, суеверия, видимость религиозного отношения к миру не сделают человека субъектом созидательного добра в этом мире.
Культурные отношения и возникающие в них противоречия связаны с тем. что разнообразие национальных, религиозных и иных базовых ценностей отдельных культур включает в себя и несовместимые ценности, препятствующие диалогу и синтезу культур в единую общечеловеческую культуру (с сохранением индивидуальной неповторимости отдельных культур). В самом деле, как совместить буддистское стремление к нирване, идеал православной умной молитвы, конфуцианскую верность традициям, пуританское прославление Бога успехами в делах, гедонизм массовой культуры и «развороченность души» (термин П.Флоренского) постмодернизма?
Идеология Запада предлагает «простой» выход: всем взять пример с американского образа жизни. Космополитизированная часть населения (компрадорская буржуазия и образованщина) всех стран готова к этому. Под ударами информационно-психологической войны разрушается русский, японский, индийский менталитет?Мир превращается в глобальный рынок, комплекс развлечений, финансовую и досуговую виртуальность. Естественно, что всё это не может не вызывать протеста со стороны народа и интеллигенции. Крайняя форма такого протеста ? абсолютизация определенных локальных культур, противопоставление их всем другим и самой идее единой общечеловеческой культуры. Думаю, что эта тенденция обречена, и у ней гораздо меньше шансов на выживание, чем у национализма и религиозного фундаментализма. Посмотрите на просторы СНГ: какие бы культурно-национальные лозунги не провозглашались, в ларьках одна и та же массовая продукция, в СМИ и в моде ? одна и та же массовая культура, в «элите» ? один и тот же разгул постмодернистского «пира во время чумы». В международных контактах господствует английский, а в Киеве по прежнему (за пределами официальных церемоний) предпочитают говорить по-русски.
Выход в другом ? в движении к подлинной общечеловеческой культуре как соборному единству уникальных культур человеческих общностей и личностей. Но когда культурная деятельность превратилась в разновидность бизнеса, а последний всегда работает не на оптимум, а на максимум, такое движение может пока оставаться лишь своего рода подводным течением: незримая работа на будущее тех, кто пренебрежительно замалчивается всей этой нахальной «элитой» и образованщиной. Воля к любви и доброму созиданию, а не разгул извращенного самопоказа, - вот стержневое условие сохранения и развития культуры. Но, увы, взгляните вокруг?
Формационные противоречия на рубеже тысячелетий кое-кому кажутся ушедшими в прошлое вместе с «классовыми битвами» уходящего столетия. Недавно ещё мир был поделен на два «лагеря» ? капиталистический и социалистический. Сторонники либеральной идеологии склонны утешать себя тем, что нынешний мир в целом «однополярен», а понятия капитализма и социализма, мол, вообще «устарели». Но дело обстоит не так просто. Следует четко различать социализм как идеал и то, что именовалось «реальным социализмом». Капитализм и социализм, как определенные идеалы, в основе которых лежат противоположные базовые ценности, - не «условность», но совершенно реальные явления духовной жизни человечества; одно из них (капитализм) воплотилось в соответствии со своим идеалом, другое (социализм) пока что оказалось неполным и/или извращенным воплощением.
Идеал капитализма ? это рациональная организация всего и вся во имя максимальной прибыли. Идеал четкий и понятный. Идеал социализма ? такое развитие общества, которое обеспечивает удовлетворени естественных человеческих потребностей и справедливость в человеческих отношениях. «Естественность» и «справедливость» ? увы, далеко не столь ясные понятия как максимальная прибыль. Я рассматриваю эти социалистические требования как шаг на пути к идеалу оптимума и развивающейся гармонии: не борьба за успех индивида, но совместное совершенствование; единство, основанное на воле к любви, а не на воле к власти. Практически большинство людей просто не готовы к этому, а потому «естественность» (она же «разумность») декретировалась либо утопистами, либо правящей бюрократией, а «справедливость» зачастую сводилась к уравниловке, к завистливому «грабь награбленное».
Поэтому «реальный социализм» практически стал для стран, отставших в своем развитии от индустриального Запада, авральным способом наверстать упущенное. Такой социализм, сохраняя капиталистические ценности (по максимуму!), вступил в соревнование с реальным капитализмом, не имея рыночных механизмов последнего. И потому, выигрывая в экстремальных ситуациях (мобилизационная экономика во время войны), в конечном счете не мог не проиграть. Однако допущение рыночных механизмов в разумных пределах (т.е. не затрагивая стратегические основы жизни общества) с одновременным сохранением стратегического центрального руководства, направленного на достижение благосостояния общества в целом, а не на «победы» олигархов и беспредел преступников, делает социалистический идеал вполне реализуемым. Здесь можно говорить и о социал-демократических вариантах развития европейских стран и о китайском варианте. Возможно, нечто подобное состоится и в России [43] (всякий иной путь для неё ? это путь к распаду). Обуздать ту извращенность, которая является неизбежным следствием ориентации на максимум и только усиливается в постиндустриальном обществе, такова историческая задача социалистического идеала. Так что социализм рано сдавать в архив.
Весь вопрос, однако, в том, будет ли социалистическое представление о благосостоянии общества зиждиться на духовной основе , или же речь по-прежнему пойдет лишь об «умеренно-справедливом» распределении доходов. В последнем случае деструкторы и конформисты неизбежно нарушат эту меру. Увы, для прагматиков все разговоры о духовности ? не более чем красивые слова ( ну в крайнем случае свечечку в церкви зажечь?). И тогда «социализм» снова будет использован для усиления Китая, России и др. в конкурентной геополитической борьбе. Это, конечно, лучше, чем превращение в сырьевую колонию, но по-прежнему страшно далеко от понимания социализма как шага на пути к развивающейся гармонии, в рамках которой только и можно решить глобальные проблемы современности.
Таким образом мы естественно подошли к проблеме геополитических отношений, в которых увязываются вместе виды отношений, рассмотренные выше. Двухполюсный мир, организуемый СССР и США, превратился ныне в многополюсный, с мощной тенденцией к американской однополюсности. В этом мире можно выделить следующие силовые блоки, различающиеся по своим интересам, базовым ценностям и геополитическому положению: Запад («золотой миллиард», включающий США, Европейский Союз, Японию, которые , уже в рамках становящегося постиндустриального общества, также имеют собственные далеко не всегда совпадающие интересы); мусульманский мир, чреватый международным терроризмом (в нём также можно выделить государства с достаточно самостоятельными интересами: Пакистан, Иран, Ирак); Россия; Китай; Индия. В каждом из этих блоков имеет место достаточное разнообразие отношений друг к другу и к общечеловеческим проблемам (к примеру, в разных странах Запада в отношении к России можно наблюдать и русофобию и вполне доброжелательный подход). Но, тем не менее, можно тинужно выделить то отношение, которое является доминантной характеристикой современной позиции каждого из блоков. [ 44]
Позиция Запада является эгоцентрической и лицемерной. Если в Европе порой и морщатся по поводу американского образа жизни, то модель западного образа жизни в целом безусловно признается образцом для всего человечества. Тот же, кто её не приемлет, должен быть либо использован в интересах Запада, либо подавлен. Но это не просто «здоровый эгоизм» «национальных интересов». Речь идет именно об эгоцентризме: не стратегические интересы с учетом реальных позиций других блоков, но чисто тактическое, прагматическое стремление урвать всюду и сейчас. А для оправдания своего слепого и жадного поведения ? болтовня о гуманизме, правах человека. демократии и т.п. Что, например, опаснее с точки зрения долгосрочных интересов Запада и единства мирового сообщества: «режим Милошевича» в Сербии или проникновение международного терроризма через Боснию и Герцеговину и косоваров, через поддержку тех, к кому в Чечне применяются, якобы, «неадекватные меры»?! Ответ очевиден. И очевидно, для меня во всяком случае, что в отношении международного терроризма и России дряблые европейские политики повторяют примерно то же, что уже имело место в отношении Гитлера и Советского Союза. Опять желание столкнуть лбами, использовать нас как пушечное мясо, по максимуму ослабить. И это вместо того, чтобы объединить ? в данном отношении ? все силы, заинтересованные в тот, чтобы международный терроризм был похоронен.
К сожалению, такая перспектива мало реальна. У Запада нет духовной основы, на которой он мог бы сплотить лучшие силы человечества. Воевать во имя процветания торгашества и потребительства? А в это время в тылу будут прогрессировать преступность и наркомания, смычка местных (и «интернациональных») мафиози с теми же террористами, распространяющими наркотики.«Золотой миллиард» мог бы действительно сплотиться на радикально-консервативной основе, возрождающей действительно «фаустовские» и пуританские духовные ориентации. Но, во-первых, это довольно трудно представить в условиях постмодернистской напасти и «восстания масс», а , во-вторых, как известно, сиё чревато соблазном фашизма. Однако нынешний «демократический» Запад, несмотря на свои технико-экономические возможности, недееспособен перед возрастающей угрозой фундаментализма. Сможет ли и захочет ли Россия снова выполнять роль спасителя, как это было во второй мировой войне?
Во всяком случае объединение человечества под эгидой «мирового правительства», ориентирующегося на базовые ценности Запада, это ? в перспективе ? либо крах Запада, либо его открытая диктатура. В силу сказанного выше я не верю в прочность такой диктатуры, даже если бы она была установлена. А пока что все эти «мозговые центры», состоящие из финансистов и мелкотравчатых политиков (да слега разбавленные коронованными особами), способны лишь на прагматическо-тактическую грызню во имя сиюминутных выгод.[45]
Мусульманский фундаментализм, как база международного терроризма, - не единственно возможное, но пока наиболее оформившееся проявление последнего. Религиозный фанатизм, нефтяные богатства арабского мира и деньги наркодельцов, естественный протест против «золотого миллиарда» ? всё это именно таким образом было использовано авантюристами ?деструкторами. Но схожие образования вполне могут развиваться и на иной территориальной и культурной основе. И в Латинской Америке, и в Африке, и в России (в случае её авантюристическо-мафиозного развития), и даже внутри США и Европы (в результате явного изменения состава их населения).[46] Общая сущность этого явления такова: отсутствие подлинной духовной основы, способной объединить человечество на созидательной, а не на разрушительно-догматической или потребительской платформе; неконтролируемые (или контролируемые мощными силами, не обладающими ни стратегической продуманностью, ни нравственной ответственностью) финансовые средства и потоки вооружения, способного поставит мир на грань катастрофы; агрессивный фанатизм обделенных масс; активность полуобразованных деструкторов в использовании всех этих обстоятельств. Вполне возможен выход и на государственный уровень: Ирак, попытка создания мусульманского государства на Кавказе, в зловещей тени притаился пока Пакистан.[47] При наличии термоядерного, химического и биологического оружия, при густой сети АЭС ? это страшная опасность.[48] Понятно, что при ориентации на максимальные прибыль и политический выигрыш здесь и сейчас и любой ценой такая опасность неустранима. И это ещё один аргумент в пользу того, что Запад либо погибнет подобно Римской империи под ударами современных варваров, либо вынужден будет до конца перейти на отнюдь не демократические позиции. Но готов ли он к такому переходу: это ведь посложнее, чем Косово бомбить. Похоже, что торгашеская политика остается неизменной: переадресовать эту опасность России. Но господа прагматики забывают, что они живут в эпоху глобальных проблем.
Россия. Я пишу эти строки в конце января 2000 года и, честно говоря, боюсь делать какие-то прогнозы, относительно нашей ситуации даже в ближайшее время. Возможно всё. Боюсь столь характерного для нас русских перехода горячего желания в слепую веру. Я достаточно трезво представляю, по чьему сценарию развиваются события последних месяцев. И, разумеется, очень хотел бы верить (опять-таки, не обладая необходимой информацией) в то, что есть и другой сценарий, который позволит порвать вынужденную пуповину и выйти на путь, адекватный России. Таким путем, с моей точки зрения, является нечто подобное тому, что в Украине получило название прогрессивного социализма. Но? В той же Украине на выборах побеждает Кучма, у нас в 1996 г. ? Ельцин, а мои земляки, жители города, в котором я родился, перенес блокадную зиму, окончил университет, в декабре 1999 г. в массе своей проголосовали за Явлинского и Кириенко. Россия, которая изберет прозападный путь, придет только к распаду. Россия, продолжающая двигаться по тропе Дикого Запада, рискует окончательно свернуть на мафиозную дорожку (вся надежда, что у нас ещё достаточно здоровых сил, чтобы предотвратить это). В обоих случаях она ?с малой или очень большой кровью ? сойдет с исторической сцены. Только солидаристско-социалистический путь на органически присущей нашей культуре соборной основе позволит сыграть России всемирно-историческую роль.
И в чем же эта роль могла бы заключаться? В реальном противостоянии самоуничтожающейся цивилизации максимума власти и потребительства. В заполнении вакансии созидательного полюса в расстановке мировых сил. У нас для этого есть все стратегические возможности: культура, наука, традиции менталитета, природные ресурсы, ещё восстановимые промышленность и военная мощь. Но реально-тактически , и я это хорошо понимаю, мы трагически далеки от этого. Если бы России удалось встать на путь Общего дела движения мирового сообщества к ноосфере, она могла и должна была бы стать флагманом на этом пути, объединить все лучшие силы человечества. Россия могла бы объединить как государственные образования, так или иначе противостоящие формированию мировой виртуально-финансовой империи «золотого миллиарда», так и здоровые силы Запада, стремящиеся реально совершенствовать этот мир, а не торговать и престижно играть в нём.
При соответствующей направленности самым естественным был бы союз России, Китая и Индии. Но пока ни одна из этих стран не готова к такому союзу. Россия ? из-за не определившейся внутренней ситуации, Индия ? из-за отношений с Китаем (который в свое время поддерживал Пакистан), Китай, - видимо, из-за желания выждать и выиграть по максимуму. И снова тактика глушит стратегию.
Китай ? это самый мощный потенциальный резерв в новой расстановке международных сил, которая сложится в наступающем ХХ1 столетии. Что возобладает в его развитии? Пока что он избежал номенклатурного предательства, развалившего Советский Союз. Но это не значит, что переход на «новые рельсы» вообще для него заказан. Такая возможность вполне реальна, и тогда в гонке на максимум появится новый сильный конкурент, что до предела обострит глобальные проблемы и ускорит катастрофу. А если Китай действительно сумеет реализовать лозунг гуманистического духовного общества, т.е. пойти по пути разумного социализма? Тогда у человечества появятся новые надежды (те, что не оправдал СССР), но и усилится риск столкновения полярных противоположностей. Похоже, однако, что эта страна будет придерживаться прагматической политики, выгадывая тактические преимущества и ожидая своего исторического часа, когда другие геополитические блоки окончательно ослабнут из-за внутренних и внешних противоречий.
Что касается Индии, то она может сыграть глобальную роль только в единстве с другими блоками, и тогда её культурные традиции и современные возможности смогут в полной мере послужить Общему делу объединения человечества на новой духовной основе.
Итак, мир нуждается в единстве, но реальные отношения между основными подсистемами человеческого общества в национальном, религиозном, культурном, формационным и геополитическом аспектах весьма далеки от желаемого состояния. Мелкие по сути своей склоки довлеют над идеей единства как в повседневных отношениях отдельных личностей, так и в отношениях между народами, странами, регионами. Долго ли сможет продолжаться такой «базар» при современных возможностях взаимного уничтожения?
Примечания.
41. Я хорошо понимаю не ортодоксально-религиозный, но скорее пантеистический характер своих взглядов, но эта проблема требует специального обсуждения.
42. Андреев Д. Роза мира. С. 32.
43. И могло бы уже состояться, если бы так называемая «перестройка» не вылилась в «прихватизационную революцию» номенклатуры и криминалитета.
44. Здесь уместно провести аналогию с «условностью» культурологического выделения «Запада» и «Востока»: несмотря на всё многообразие оттенков, безусловно, что на Западе доминируют экстраверсия и индивидуализм, а на Востоке ? интроверсия и примат целого.
45. Чубайс ? член одного их таких «мировых правительств» - Бильдербергского клуба. Вы хотели бы доверить деятелям такого типа и уровня власть над миром? Впрочем, они нас об этом не спрашивают?
46 Негр-мусульманин из Чикаго (!) на сборище экстремистов в Лондоне (!), которое было организовано в поддержку Чечни, говорил: «Сначала Россия, потом Америка». А слепцы-демократы продолжают гундеть о «правах человека»?
47. У меня нет необходимой информации, чтобы делать обоснованные прогнозы относительно Ирана, но вряд ли шиитская страна объединит преобладающие суннитские массы других мусульманских государств. Иран, видимо, относится к числу «одиноких» стран (как Индия, Китай и Россия), и их союз ?о чем пойдет речь чуть ниже ? при определенных условиях был бы вполне естественным.
48. Вот, к примеру, выдержки из книги идеолога экстремизма М.Толбоева. «Добровольческая армия Имама»: « Поверьте, мы точно нанесем удары по вашим базам и складам со смертоносным оружием?Мы вынуждены будем взорвать несколько ваших атомных электростанций?Мы постараемся увеличить цифру убитых русских, воюя на русской территории с мирным населением?Мы будем зимой и летом, осенью и весной, ночью и днем, утром и вечером жечь, резать и убивать, чтобы у вас кровь стыла в жилах от ужаса нашего возмездия?И никаких сентиментальностей». ( Сколько ещё домов в Москве взлетит на воздух? // 24 часа 23.12.1999.). Слава Богу, Русская армия, как это всегда было в истории, поубавила спеси блефующим наглецам. Но требуется постоянная жесткая сила. чтобы подобные угрозы остались в стенах психиатрических заведений.