4.3. Человеческие структуры

Предметно-функциональная структура: генераторы идей, организаторы, исполнители. — Человеческое наполнение: созидатели, конформисты, деструкторы. — Соотношение предметно- функциональных и человеческих групп: социально- психологическая структура.

«Раскол в человеческой душе — это эпицентр раскола,
который проявляется в общественной жизни».

А. Тойнби.

В былые времена, проводя мысль о существенных различиях внутри классов, я цитировал Ленина: «Раб, сознающий свое рабское положе ние и борющийся против него, есть революционер. Раб, не сознающий своего рабства и прозябающий в молчаливой, бессознательной и бес словесной рабской жизни, есть просто раб. Раб, у которого слюни те кут, когда он самодовольно описывает прелести рабской жизни и вос торгается добрым и хорошим господином, есть холоп, хам»[11]. Ясно, что в первом и третьем случаях здесь идет речь о людях, являющихся по своему статусу одинаково рабами, но в то же время принадлежащих к противоположным по своим ценностным ориентациям социально-психологическим группам. Второй случай описан менее точно, но, по всей вероятности, имеется в виду человек, смирившийся со своим положени ем. Практически любой сколько-нибудь соображающий революционер, даже если он стоял на абсолютно классовых позициях (как сам Ленин), не мог не учитывать подобных явно не классовых, но очень важных различий. Однако совершенно недостаточно, очень поверхностно учи тывал. Задача заключается в теоретическом осознании явлений тако го рода, с тем чтобы и на практике делать более адекватные выводы относительно группировок людей и отношения к ним по тем или иным признакам.

В многообразии предметных социальных структур издавна просле живается предельно общая и инвариантная структура, которую можно назвать предметно-функциональной. По сути дела именно о ней идет речь и у Платона, и у Тойнби. Попробуем провести необходимую эксп ликацию. Правители-философы, воины и ремесленники у Платона в функциональном отношении являются представителями трех начал, составляющих государство: совещательного, защитного и делового [12] . Выполнение этих функций — управления, защиты и обеспечения «вож делеющих» потребностей — соответственно требует обладания опреде ленным природными способностями: мудростью, «яростным духом», ле жащим в основе мужества, и рассудительностью: «Всякому другому мы поручили только одно дело, к которому он годится по своим природным задаткам»[13]. В то же время эти функции и способности инвариантны к многообразию различных предметных занятий. Так справедливый че ловек проявляет мудрость «в своих действиях, касаются ли они приоб ретения имущества, ухода за своим телом, государственных дел или же частных соглашений»[14].

Платон прекрасно видит возможности извращения этих базовых фун кционально-предметных типов. Например, в демократическом государ стве, где место «естественной» ориентации на справедливость заступа ет богатство, триада модифицируется в демагогов-трутней, дельцов- богачей и «народ — те, что трудятся своими руками, чужды делячества и имущества у них немного»[15].

Идеальное распределение функциональных типов, по Платону, со ответствует трем началам человеческой души: познавательному, воле вому и вожделеющему. Но и возможности отклонений заложены в этих же началах, поскольку «есть три рода людей: одни — философы, дру гие — честолюбцы, третьи — сребролюбцы»[16]. Однако осознанию воз никающей здесь кардинальной проблемы рокового несовпадения типов, требуемых справедливым обществом, и извращений, коренящихся в ре альных ценностных ориентациях людей, мешает слишком сильная со кратовская абстракция: люди творят зло только потому, что они не зна­ ют, что такое добро.

Утописты до сих пор находятся во власти этого рационалистическо го подхода, хотя история убедительно показала, что «испортить» хоро шие социальные структуры гораздо легче, чем добиться совпадения функциональных требований и природных задатков. Не каждый фило соф мудр. Не каждый воин честен, и не каждый ремесленник рассуди тельно-деловой. В современной типологии, Тойнби эта проблема уже осознается достаточно отчетливо, хотя и частично. Сказалась, есте ственно, и эволюция разделения деятельности. У Платона правитель- страж — «он и воин, и философ» [17]. В триаде Тойнби уже выделяются творческое меньшинство, правящее меньшинство и народные массы. Создание идей и их реализация в управленческой деятельности уже разделены.

Творческое меньшинство создает харизматические идеи, предлагает варианты Ответа на Вызов истории. Но их непосредственной реализа цией руководит уже правящее меньшинство, а осуществляют массы. Однако если Платон делает акцент на, выражаясь современным язы ком, взаимодополнительность трех типов, то Тойнби — на возникающие между ними противоречия. «В совокупности, — учит Платон, — они должны хотеть одного и того же: справедливого государства». «Но на самом деле, — показывает Тойнби, — они хотят разного». Управлен цы не горят желанием реализовывать идеи творцов, они чаще приспо сабливаются к ним и приспосабливают их как лозунги, освящающие их собственные цели: стремление к власти со всеми вытекающими отсюда выгодами. Власть для власти и пользования привилегиями, а не для ре ализации каких-то там «абстрактных» идей! Тойнби называет отноше ние правящего меньшинства к творческому мимесисом. Массы не хотят ни идей, ни власти, предпочитая в тех условиях, в которые их ставят два ведущих меньшинства, «нормально» удовлетворять свои сложившиеся потребности. Получается, таким образом, не слаженное целое, но, скорее, игра в «испорченный телефон».

Суть проблемы заключается в несовпадении в названных базовых группах функций-для-другого и функций-для-себя. Или, говоря языком социологии, в несовпадении их статусной позиции (права и обязаннос­ ти, определяемые функциональным местом в обществе) и роли (дей ствия по реализации статусных прав и обязанностей): в основе стату са и роли могут лежать совершенно разные базовые ценности (вспом ните, к примеру, как в нашем социалистическом обществе исполнялись обязанности в любой сфере обслуживания: всё гребли под себя). Еще иначе: функционально-предметные группы наполняются разным чело веческим содержанием, и это последнее формирует фактически уже другую структуру, очень своеобразно накладывающуюся на первую. Философ-правитель (по замыслу) у Платона может оказаться трутнем (фактически). Тойнби, не отказываясь от функционально-предметного классификатора (действительно, в любом обществе необходимы и твор цы, и управленцы, и исполнители), в большей степени показывает их человеческое наполнение.

В чистом виде о «вековых человеческих типах» ведет речь Я. Я. Рогинский [18], выделяя типы пророка, исследователя и практика, которые соответственно ориентированы на создание и пропаганду ценностей, получение новых знаний и реализацию норм-проектов. Нетрудно ви деть, что эта человеческая структура может быть представлена и как функционально-предметная, поскольку данные функции необходимы в любой предметной деятельности, если она берется в целом. Организа ция любой деятельности с точки зрения такого рода структур имеет как бы «матрешечный» характер: они — в обоих своих аспектах (функциональном и человеческом) — воспроизводятся на любых уровнях целост ной организации, независимо от содержания и богатства человеческих отношений. Одна из достаточно распространенных структур, к примеру, наиболее обнаженно воспроизводится в уголовном мире, где заклю ченные делятся на правящую элиту (не работают и обладают всеми пра вами относительно других групп), «мужиков» (работают, права ограничены) и изгоев (лишены всех прав; естественно, имеются в виду «права» в неформальных отношениях). Казалось бы, это не только фун кциональная, но и психологическая структура, требующая соответству ющих задатков. Но в одном лагере были собраны только те, кто был изгоями в других лагерях. И что же: среди них снова воспроизвелась та же триада. Читатель может проделать мысленные эксперименты и вспом нить исторические случаи (читая того же Тойнби) воспроизводства и других структур, упомянутых выше.

Проведенные рассуждения ставят перед нами следующие вопросы. Во-первых, можно ли найти среди инвариантных функционально-предметных структур базовую? Во-вторых, каково же все-таки соотношение функционально-предметных и человеческих структур?

Прежде всего надо преодолеть внутреннюю тенденцию к смешению функционально-предметного и человеческого подходов. Первый говорит нам о том, какие группы необходимы и достаточны для функционирования и развития САЦ. Второй — о том, какими ценностями в действительности (а не в соответствии с идеальным замыслом) руко водствуются различные представители социальных групп. Очевидно, что общественная жизнь немыслима без порождения идей (философы Платона, творческое меньшинство Тойнби), их реализации в непосредственном исполнении (ремесленники Платона, масса Тойнби) и опосредования этой связки «замысел—исполнение» организацией данного процесса (воины Платона, правящее меньшинство Тойнби). Базо вая функционально-предметная структура может быть определена на путях экспликации этой триады.

Это значит, что, во-первых, следует абстрагироваться от того, как в реальных сообществах совмещаются и переплетаются названные функции. Так у Платона философы одновременно создают мудрые проекты и осуществляют стратегическое управление. То, что казалось естествен ным в то время (несмотря на печальный опыт с Дионисиями), в век Тойнби уже обнаружило свою утопичность; разделение деятельности между творцами идей и организаторами их реализации (или искажения) стало неоспоримым фактом.

Во-вторых, надо поднять все компоненты триады на всеобщий уровень по отношению к выделенным базовым функциям: созданию за мысла, его реализации и опосредованию организацией. Так воины и ремесленники Платона схватывают лишь часть соответствующих функций: защиту (как один из элементов организации) и материальное про изводство, удовлетворяющее наши «вожделения» (как одну из сфер реализации).

В-третьих, как уже было сказано, мы пока не ставим вопрос о том, что на самом деле ищут в жизни люди, причастные к выполнению базовых функций, и воздерживаемся от всяких оценок [19]. Пока лишь констатируется непреложный факт: в деятельности САЦ, как и в целостной деятельности любой ее части, в любом аспекте необходимым и достаточным предельным основанием оказывается наличие замысла, его реализации и опосредующей организации.

В соответствии с данными функциями обозначим базовые функционально-предметные группы как генераторов идей, организаторов и реализаторов.

Это деление инвариантно как для общества в целом, так и для любой сферы. Например, в науке (духовная сфера) есть свои создатели новых парадигм, «организаторы науки» и исполнители, работающие в рамках, заданных определенной парадигмой и организационной структурой. Читатель может найти соответствующие аналогии в политике, искусстве, материальном производстве, педагогической деятельности и т. д. Но наша задача не в том, чтобы конкретизировать функционально-предметную структуру относительно предметных сфер, а в том, чтобы сопоставить с ней такую же базовую инвариантную человеческую структуру, обусловливающую характер человеческого, аксиологически ориентированного наполнения функционально-предметной структуры.

Не будем мы и сопоставлять функционально-предметные группы с аксиологической структурой деятельности, так как это уже следующий уровень конкретизации, для системного осуществления которого в рамках данной работы просто нет возможности. Мы ограничимся самым исходным уровнем, который задается ценностными ориентациями, как бы пронизывающими любые аксиологические и предметные виды деятельности, т. е. присутствующими и в преобразовании (материальном, духовном и др.), и в познании (естественно-научном, гуманитарном и др.), и в эстетическом освоении и т. д.

Такими общими аксиологическими координатами оказываются ориентации на поступок или мимесис или преступление.

Поступок предполагает ориентацию на приращение развивающейся гармонии в целом (событие ответственного вхождения в бытие и доопределения его): я должен. Преступление — на самоутверждение в бытии любой ценой (эгоцентризм по отношению к себе, нигилизм и потребительство по отношению к другим): я так хочу. Мимесис (термин А. Тойнби, которым он выражает отношение правящего меньшинства к творческому; для меня это частный случай более широкого смысла данного термина) — это ориентация на приспособление к сложившимся условиям и приспособление (использование) всего происходящего во имя сложившихся стандартных ценностей: так принято, я — как все.

Эта структура заложена в самых глубинных основаниях жизни. По ясним это экспериментом, проведенным с крысами. Камера была раз делена прозрачной перегородкой: в одной ее части крысе предлага лось лакомство, а в соседней другая крыса подвергалась мучительному воздействию электрического тока. Примерно 10% испытуемых не могли наслаждаться пищей, видя страдания другого; такое же количество особей пожирало лакомство в любой ситуации; остальные (большинство) отказывались от пищи, лишь побывав в положении истязаемых. Не очевидно ли, во-первых, что уже на дочеловеческом уровне мы видим явные предпосылки для формирования положительно-творческого, преступного и конформистского поведения, и, во-вторых, что и для человеческого сообщества характерно примерно такое же распределение (в том смысле, что активно положительные и отрицательные его части, как правило, составляют меньшинство)?

Сразу же предостережем от прямого отождествления лиц, тяготею щих к рассматриваемым аксиологическим координатам, с выделенными выше функционально-предметными группами: генератор идей — не обязательно субъект положительного творчества, реализатор не обязательно конформист. Это разные структуры. Для обозначения человеческих групп, образующихся на основе базовых аксиологических предпочтений, введем следующие термины: созидатели (ориентирующиеся на поступок), деструкторы (ориентирующиеся на преступление) и конформисты (ориентирующиеся на мимесис). Разумеется, в каждой группе людям приходится что-то созидать, что-то разрушать и к чему- то адаптироваться. Различие задается, во-первых, доминированием одного из этих процессов и, во-вторых, вытекающей из характера доминанты направленностью других процессов. Созидатель вынужден разрушать мешающее совершенствованию бытия и адаптироваться к определенным средствам и условиям деятельности, но во имя развивающейся гармонии. Деструктор может быть очень изобретательным и загромоздить планету продуктами своей деятельности, но — во имя самоутверждения через господство над другим. Конформист тоже проявляет порой чудеса изобретательности, но во имя наилучшего приспособления.

В философии, к примеру, созидатель творит новые идеи в сотворчестве с другими мыслителями, деструктор предлагает всех «сбросить с корабля современности», а конформист внимательно следит за модой. Первый из них старается найти лучшее, допустим, у Маркса, поняв и отбросив его ошибки; второй начинает с отрицания «устаревшего» Маркса во имя утверждения себя, любимого; третий цитировал Маркса, а теперь — Фуко... Пусть каждый найдет соответствующие примеры в близкой ему области.

Сопоставив базовые функционально-предметные и человеческие структуры, получим основные типы «человеческого наполнения» первых, наличие которых и объясняет тот факт, что в любых социальных группах можно встретиться с принципиально разными смысложизненными ориентациями. Социально-психологическая структура образуется на пересечении структур функционально-предметной и человеческой.

Социально-психологическая структура

Дадим необходимые пояснения.

Генераторы идей, ориентированные на поступок, образуют интеллигенцию . Термин этот многозначен, и его содержание претерпело определенную историческую эволюцию[21]. В данном контексте он обозначает не «умственный класс», а людей, наиболее отвечающих самой этимологии слова intelligens — понимающий, т. е. стремящихся и способных понять другого и на этой основе осуществлять диалог и сотворчество. Подлинный интеллигент добровольно выбирает ответственность перед миром в своей духовной деятельности. Самореализация для него совершается не вопреки миру и не напоказ, но в органическом единстве с совершенствованием мира. Философы Платона полагали, что они стоят на такой позиции (идеал справедливого общества), но в действительности они явно были склонны диктовать миру свои взгляды без должного его понимания. Историческая задача — преодоление утопизма без отказа от стратегических идей доопределения бытия.

Полярной противоположностью интеллигенции являются генераторы идей, ориентированные на преступление, — «элита». Преступление понимается здесь не как нарушение юридических законов, но в гораздо более глубоком и широком смысле: так, как понимал его Ницше. Вот логика этого мыслителя: «Что хорошо? — Все, что повышает чувство власти, волю к власти, самую власть... Что есть счастье?— Чувство растущей власти... Не удовлетворенность, но стремление к власти, не мир вообще, но война, не добродетель, но полнота способностей (... добродетель, свободная от морали)» [22]. Великий человек, по Ницше, всегда опасен, и это роднит его с преступником, ибо для них обоих характерно «чувство ненависти, мести и бунта против всего, что уже есть» [23] Ю. Н. Давыдов верно выражает суть взглядов Ницше: «Стремление "преступить" выражает суть дела, а то, в чем оно найдет свое выражение, не столь важно»[24].

Термин «элита» сейчас очень моден. Но люди, сами себя зачисляющие в эту когорту, как раз и склонны смотреть на жизнь по Ницше: творчество, мол, оправдывает все. Полагаю, что такая позиция преступна, ибо стоящий на ней всегда готов преступить меру , за которой нарушение прав других и разрушение бытия превышают возможные положительные эффекты. Нельзя строить соборы на костях, нельзя добиваться прогресса через войны, нельзя бить рекорды, одновременно побивая здоровье! Нарушение и разрушение оправданы лишь как необходимые гигиенические (включая хирургические) меры, но не как демонстрация исключительности через вседозволенность!

Разнообразие человеческих типов внутри «элиты» достаточно велико. Укажем некоторые из разновидностей. Фанатики идеи, требующие во имя ее воплощения любых жертв: история, мол, оправдает. «Мудраки» [25] играющие в идеи, «проблематизирующие» любую ситуацию, чтобы понаслаждаться игрой в многозначительность своей причастности к некой тайне, вместо того чтобы искать решения. Это очень разные типы. Но общее между ними — безответственность самореализации вкупе с претензией на избранность (элитность).

Генераторы идей, ориентированные на мимесис, т. е. на приспособление к сложившейся духовной атмосфере, представляют собой образованщину . Положение этой группы вдвойне парадоксально. Во-первых, генерирование идей для них та область, в которую они попали случайно, и потому они, скорее, создают видимость идейных усилий («Ученым можешь ты не быть, но кандидатом стать обязан», а если есть возможность, то почему бы и академиком не стать?). Время требовало — «разраба тывали» «Моральный кодекс строителя коммунизма», а теперь, скажем, этику делового человека; защищали «теорию отражения», а теперь, до пустим, плюрализм Фейерабенда; в 1960-е годы молились (списывали?) на Карнапа, теперь — на Дерриду и т. д. Во-вторых, они (как и группа конформистов в целом) подвержены влиянию обоих полюсов, т. е. в за­ висимости от обстоятельств вынуждены ориентироваться то на посту пок, то на преступление. Если доминирует положительная духовная ат мосфера, они способны выполнять полезную роль эрудитов-пропаган дистов, тяготеют к интеллигенции; в эпохи духовных кризисов склонны к массовому «пиру во время чумы» («концептуальным акциям», кото рые раньше квалифицировались как «мелкое хулиганство»), тяготеют к «элите».

Организаторы, ориентированные на поступок, образуют группу служителей, выполняющих свои функциональные обязанности во имя служения Общему делу: «служить бы рад, выслуживаться тошно». Это достаточно редкий и очень ценный тип людей: та часть «правящего меньшинства», которая не занимается мимесисом и карьерой, но искренне хочет эффективно организовать реализацию положительных идей. Так же, как и интеллигенцию, ее отличает ответственность, и, может быть, даже в большей степени: они отвечают не перед вечностью, а здесь и сейчас. Не случайно представители культур, ориентированных на выгоду, с такой неприязнью относятся к идее служения, столь характерной для русской культуры. А марксизм вообще не допускает и мысли о том, что представители «правящих классов» могут служить чему-либо еще, кроме собственных корыстных интересов (что, впрочем, на примере по давляющего большинства нашей номенклатуры подтверждается; но встреча с настоящим, честным и преданным делу руководителем — не исключение, но подтверждение того, что эта редкая разновидность человеческих типов все же существует).

Организаторы, ориентирующиеся на преступление, образуют группу, являющуюся основным застрельщиком отчуждения; их можно на звать «суперменами», поскольку это «сильные личности», для которых власть является высшей ценностью. Это о них сказал поэт: «Бал жизни всюду правит стая, / Где каждый занят личной гонкой» (И. Губерман). В большой политике «супермен» в той или иной форме стремится быть «фюрером», в экономике — это не знающий сострадания ростовщик, на пути к власти — такой же террорист, в непосредственном психологическом общении он выступает как «бык» — «сильный и энергичный, но совершенно безжалостный к чужим страданиям и переживаниям человек» [26] Социальное значение этого типа хорошо выражено в следующих словах: «Уже добрый миллион лет вы уныло размножаетесь и уныло истребляете друг друга. К чему? Кто извлекает для себя пользу из всего этого? Только лишь горстка знати и ничтожных самозванных монархов, которые пренебрегают вами... На них вы трудитесь как рабы, за них сражаетесь и умираете... Самое существование этих людей — удар по вашему достоинству...»[ 27]

«Элита» и «супермены» вместе образуют так называемый «малый народ»[ 28] — группу, убежденную в своем превосходстве и навязывающую свою волю всем другим с помощью демагогии, обмана и грубой силы. Надо понять, что, хотя среди «правящих классов» их, конечно, больше, но они, так же как и их антиподы — в принципе, могут присутствовать в любой социальной группе, в любой человеческой общности. Организаторы-прагматики не стремятся ни к служению высоким идеям, ни к власти как таковой. Власть для них — средство для достижения собственных целей, среди которых можно выделить следующие наиболее типичные проявления: прагматики-карьеристы, конструктивные прагматики и бюрократы. Карьеристы используют служебное положение для укрепления личного статуса, как способ доступа к различным благам (воры и взяточники — из их числа). Конструктивные прагмати ки увлечены самим процессом решения управленческих задач (тип практика, по Я. Рогинскому). Иногда это получается у них неплохо, но рано или поздно сказывается отсутствие стратегических идей, ради которых эти задачи должны решаться. И тогда безупречный системщик может завести дело в тупик, формальные процедуры управления становятся самоцелью. В этом случае имеет место переход с конструктивной на бюрократическую позицию: «Бюрократия считает самое себя конечной целью государства. Так как бюрократия делает свои «формальные» цели своим содержанием, то она всюду вступает в конфликт с «реальными» целями. Она вынуждена поэтому выдавать формальное за содержание, а содержание за нечто формальное, «Государственные задачи превра щаются в канцелярские задачи, или канцелярские задачи — в государственные» [29]. С другой стороны, позиция бюрократа хорошо согласуется с позицией карьериста: «Что касается отдельного бюрократа, то государственная цель превращается в его личную цель, в погоню за чинами, в делание карьеры»[ 30] . Конструктивные прагматики способны склоняться в сторону интеллигенции и служителей, карьеристы и бюрократы, естественно, обслуживают «малый народ», не забывая прежде всего самих себя (по принципу: «Будет сделано»).

Таким образом, и «супермены», и прагматики, служа собственным целям, воздвигают стену отчуждения между созидательными творческим идеями и процессом их реализации [31], а «образованщина» и «элита» окружают эту стену туманом словесной эквилибристики и манят болотными огнями деструктивных идей.

Реализаторы, ориентированные на поступок, — это народ, «простые люди». Они не создают новых глобальных идей и не стремятся к руководству, но на своем месте честно, конструктивно и ответственно выполняют свой долг и поддерживают положительные духовные традиции. Главное в них то, что они обладают внутренней доброй волей к реализации положительных идей, поддержанию необходимого для этого организационного порядка и решению соответствующих задач. При наличии необходимых знаний и квалификации они и составляют стано вой хребет общества. Интеллигенция, организаторы-служители и на род органично дополняют друг друга и образуют здоровую целостность, движущуюся по пути развивающейся гармонии.

Их противоположность — псевдореализаторы (разрушающие, саботирующие процесс реализации), составляющие толпу (люмпены). Их основные характеристики — зависть и потребительство при отсутствии каких-либо идейных, организаторских и реализаторских способностей и устремлений: «хлеба и зрелищ» и «почему не мне?!»)[32]. Если у «суперменов» преступный характер их деятельности замаскирован «масшта бами», а у прагматиков — хитросплетением формальных процедур, то у «простых» люмпенов он уже проявляется непосредственно. Но именно деструкторы и вошедшие в силу конформисты создают ту преступную И, наконец, реализаторы, ориентированные на мимесис, — масса, мещанство (понимаемое не как сословие, но как определенная социально-психологическая группа, как это повелось в русской духовной традиции, начиная с Герцена). В этой группе, пожалуй, наиболее ярко проявляются черты конформизма, которые Э. Фромм схватывает в понятии рыночного типа: когда «Человек заботится не о своей жизни и счастье, а о том, чтобы стать ходким товаром» [ 33] . Отсюда доминирующая роль престижности: казаться кем «принято», иметь что «положено», а не быть. К. Аксаков, именуя этот человеческий тип публикой, писал, различая публику и народ: «Публика подражает и не имеет самостоятельности: все, что она принимает, чужое, принимает она наружно, становясь всякий раз сама чужою. Народ... если что примет чужое, то сделает это своим, усвоит» [ 34] .

В более-менее благоприятных условиях мещане могут вести себя причинно, без экстремизма люмпенов. В условиях неблагоприятных легко заражаются настроениями толпы: известно, что хулиган зачастую — это взбесившийся мещанин, а мещанин — успокоившийся хулиган. На пример, мещанин может вести себя вежливо в сфере обслуживания, если такие стандарты становятся выгодными и распространенными, и тут же проявлять полное равнодушие к делу и хамство, если это можно делать безнаказанно. Ибо все идеи ему «до лампочки», а традиции замешаны на той же зависти, только по возможности «без нарушения Уголовного кодекса».

Анализ социально-психологической структуры позволяет прийти к важнейшему выводу: проблема единства общества и его нормального развития еще не решается на путях совершенствования социальной структуры. Не отрицая необходимости такого совершенствования, надо видеть более глубокий уровень, на котором любая структура может быть испорчена, если в ее наполнении доминируют деструкторы и конформисты. Речь, стало быть, должна идти о контроле и санкциях относительно ориентирующихся на преступление и подтягивании остальных до такого уровня развития, на котором мимесис оказывается излишним. Это четко сформулировал А. Тойнби: «Полное и радикальное решение про блемы видится через изъятие мимесиса из общества, ставшего союзом святых» [35]. Такой подход затрудняется прежде всего тем, что субъекты, полностью идентичные с той или иной группой, встречаются достаточно редко. Более типичной оказывается смесь черт различных типов, и доминанта выделяется не так-то легко. Тем более, что она может быть разной в разных ситуациях жизнедеятельности. Но чтобы судить, на сколько, в принципе, реально приближение к такому идеалу, требуется перейти к рассмотрению проблем развития САЦ.

Примечания.

11 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 16. С. 40

12 Платон. Государство. 441, а.

13 Там же. 373, е.

14 Там же. 443, е.

15 Там же. 564, d; 565, а. Воистину философия видит вечные проблемы: разве неприложима эта характеристика и к нашему современному обществу?

16 Там же. 581, с.

17 Платон. Государство. 525, и

18 См.: Рогинский Я. Я. Проблемы антропогенеза. М., 1969.

19 Когда мне было 16 лет и я не читал еще ни Платона, ни тем более Тойнби, в моем сознании родилась исходная интуиция человеческой типологии: творцы, дельцы и масса. Нетрудно видеть в ней ярко выраженный оценочный момент: положительный по отношению к первой группе, отрицательный — к двум последующим. Но инвариантный аспект триады, хотя и частично, был схвачен: одни творят, другие организуют, третьи исполняют.

20 Термин А. Солженицына. См.: Солженицын А. Образованщина // Из-под глыб. Париж. 1973.

21 См.: Сагатовский В. Н. Интеллигенция: элитность или ответственность? // Обозреватель, 1997. № 3-4.

22 Ницше Ф. Антихрист. Соч. в 2 т. Т. 2. М., 1990. С. 663. 23 Его же. Сумерки идолов. Там же. С. 621.

24 Давыдов Ю. Н. Этика любви и метафизика своеволия. М., 1982. С. 91.

25 Термин Ю. Мухина. См.: Мухин Ю. Путь от демократии к дерьмократии и обратно. М.. 1993.

26 Ефремов И. Туманность Андромеды. Соч. в 3 т. Т. 3, ч. 2. М. 1976. С. 227.

27 Твен М. Таинственный незнакомец. Собр. соч. в 12 т. Т. 9. М., 1982. С. 651.

28 Термин И. Шафаревича. См.: Шафаревич И. Русофобия // Наш современник 1989, № 6.

29 Маркс К. К критике гегелевской философии права // Маркс К.. Энгельс Ф Соч Т. 1. С 271.

30 Маркс К. К критике гегелевской философии права // Маркс К. Энгельс Ф. Соч., Т. 1.С. 272.

31 В. И. Ленин, придя к власти, очень быстро понял, что такое бюрократия, и говорил о необходимости защиты от нашествия «подлеца и насильника, каким является типичный русский бюрократ» (Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 357), подчеркивая, что «местная бюрократия с местными влияниями — худшее средостение между трудящимся народом и властью». (Там же. С. 428.)

32 «Алкоголизм, — говорит о таких людях И. Ефремов, — садистская злоба и жестокость, аморальность и невозможность сопротивляться даже минутным желаниям превращали, казалось бы, нормального человека в омерзительного скота». (Ефремов И. Час Быка. М., 1971. С. 163.) обстановку, в которой люмпены могут быть их «шестерками» или осуществлять беспредел на своем уровне.

33 Фромм Э. Человек для себя. Минск, 1992. С. 73.

34 Ранние славянофилы. М., 1910. С. 121.

35 Тойнби А. Постижение истории. М., 1991. С. 304.

НАВЕРХ