2.2. Природный уровень

Индивид, популяционная группа, вид homo sapiens . — Плюсы и минусы природных основ человека, — Неравномерность распределения «добра» и «зла».

Непосредственной основой социализации человека является его биология. Поэтому часто «природный и «биологический» в этом контексте употребляются как синонимы. Мы предпочитаем термин «природный» потому, что он явно указывает на другие уровни и сферы бытия, которые «сняты» в биологии человека: ее физико-химические основы и те области дочеловеческой реальности, под воздействием которых она формируется. Говоря о природе человека, мы подразумеваем таким образом, что он не просто одно из живых существ, но является космопланетарным феноменом. Природный уровень САЦ включает в себя те ее особенности, которые вызваны воздействием космоса, планеты и дочеловеческой эволюции жизни. С другой стороны, если речь идет не только об исходной базе социоантропогенеза, но и о состоянии природного уровня в исторический период, необходимо учитывать также и обратные социокультурные воздействия, меняющие его характер.

Особенности природного уровня человека предстоит оценить как с точки зрения его собственных внутренних тенденций (сущностных возможностей), так и с позиций базирующихся на нем социального и психологического уровней (старая проблема: добр пли зол человек от природы, нуждается ли его досоциальная природа в радикальной переделке или, наоборот, надо идти «назад к природе»?).

На природном уровне компоненты структурного «блока» приобретают следующий вид: человечество выступает как биологический вид homo sapiens ; человеческая группа как популяционная группа (популяции и элементы внутрипопуляционных структур: биологические особенности человеческих групп, проживающих в разных природных условиях, людей, принадлежащих к разным возрастным, половым, профессиональным и иным формированиям); отдельный человек как биологический индивид.

Исходной общей предпосылкой возникновения, существования и возможных изменений природного уровня САЦ является воздействие космоса. К числу бесспорно установленных воздействий такого рода относятся солнечная энергия как источник и условие существования жизни на Земле и изменение орбит Земли и Солнца под влиянием других небесных тел, что порождает орбитальные климатические циклы. В последнем 400-тысячелетнем цикле появились ближайшие предки человека и примерно около 40 тыс. лет назад — сам homo sapiens . К числу гипотетических космических воздействий относятся космические излучения. Так одна из современных гипотез возникновения человека увязывает этот факт с вспышкой сверхновой звезды, кото­рая соответствует возрасту древнейших останков нашего вида.

Космические воздействия запустили механизм природной эволюции на нашей планете, результаты которой явились условиями возникновения и существования человека. «Солнцем, — писал В. И. Вернадский, — в корне переработан и изменен лик Земли, пронизана и охвачена биосфера. В значительной мере биосфера является проявлением его излучений; она составляет планетарный механизм, превращающий их в новые разнообразные формы земной свободной энергии, которая в корне меняет историю и судьбу нашей планеты» [ 6] . Взаимодействие космических и планетарных факторов, влияющих на человеческую жизнь, проявляется в соотношении магнитного поля и атмосферы Земли с потоком космических излучений и в тех ритмах человеческой деятельности, которые связаны с приспособлением к цикличности природных процессов: движению Земли вокруг Солнца, Луны вокруг Земли. Общеизвестно, как на человеческое поведение влияют циклы солнечной активности. Согласно астрологическим предположениям, сильное воздействие оказывает и взаимное расположение небесных тел. Одна из гипотез о происхождении человека предполагает, что оно связано с мутацией, вызванной инверсией земного магнитного поля [ 7] .

Положение древних о том, что человек есть микрокосм, в концентрированном виде выражающий сущность макрокосма, все более входит в ткань современных научных представлений. Слабая версия антропного принципа показывает, что из базовых условий нашей Галактики прямо следует возможность появления человека[ 8] . Данные земной эволюции свидетельствуют, что человек находится как бы на пересечении различных биологических общностей, «снимая» их в себе. Наглядное представление об этом даст диаграмма Венна:

где НП — наземные приматы; СС — сообщество саванны; ТО — тропические организмы; КМ — крупные млекопитающие; Г — гоминиды.

Концентрирующее, итоговое положение человека по отношению к предшествующей эволюции выражается прежде всего в наличии генетической наследственности и информационной памяти, позволяющей ему выступать как бы полномочным представителем земной жизни: «Человек со стороны своих "сущностных сил" и способностей аккумулирует в себе не только прямое генетическое наследие по эволюционной линии, а всеобщность всех природных связей, так или иначе ставших опорой и формой его жизнедеятельности»[ 9] . По своим возможностям человек призван быть инструментом самопознания природы. Э. Фромм приводит такие данные: число нейронов в человеческом мозгу, готовых к одновременному вступлению в связи, составляет 10 в 278 300 степени , а число атомов в известной нам Вселенной оценивается как 10 в 66 993 степени [10]. Идеальные возможности таким образом превышают реальное многообразие материи! Согласно данным С. Грофа (истолкование которых, правда, достаточно гипотетично), человек в условиях «измененного сознания» способен перейти на трансперсональный уровень, где «Сознание расширяется за пределы Эго»[11] и человек переживает себя как животное, клетка и даже неодушевленный объект.

Однако движение мысли по линии «микрокосм- макрокосм», прославление универсальности человека может привести к одностороннему представлению о его природе и неоправданному «розовому оптимизму»: человек концентрирует в себе Вселенную, он призван быть орудием ее самосознания (и самосовершенствования), и потому « happy end » нам обеспечен. Не надо забывать, что природа создала человека не только универсальным, но и слабым, биологически плохо приспособленным существом. Не будь этого противоречия, человек не вышел бы за пределы животного мира. Обсуждая проблемы социоантропогенеза, мы уже подчеркивали те положительные природные задатки (развитый мозг и т. д.), которые позволили человеку стать социальным существом. Вернемся к его исходным природным качествам, учитывая их принципиальную неоднозначность (слабость рождает силу, а в силе обнаруживаются свои слабости) и то, что, наряду с универсальностью, наш вид все же занимает определенное специфическое положение в мире живых существ (оглянемся на возможность такого рода: а что если бы заявку на универсализм и переход к надприродной форме существования реализовал дельфин или вообще существо с несколько иными природными задатками?). Иными словами, является ли homo sapiens столь же оптимальным субстратом для социализации, как белок для формирования жизни?

Человек был вынужден компенсировать свою слабость в отношении к окружающей среде реализацией своих творческих возможностей, способности к воображению в создании «второй природы». К числу природных характеристик этой способности относится и врожденная потребность к разнообразию информации. «Для развития нервной системы животных, — отмечает Л. С. Божович, — достаточно тех раздражителей, которые они получают в естественных условиях своей жизни; что же касается коры головного мозга ребенка, то она уже с момента рождения представляет собой орган такой степени сложности, при которой он для своего развития нуждается в специальной организации раздражителей со стороны взрослого человека и в постоянном их усложнении. Если же раздражителей не хватает, у ребенка возникает общая апатия, застой в развитии, а иногда даже смерть» [ 12] .

Эта особенность хорошо коррелирует с длительным периодом детства: мозг ребенка за первые 7 лет жизни увеличивается в объеме от 25 до 90% по отношению к взрослому человеку. Длительное детство, в свою очередь, выступает условием социализации, усвоения программ поведения, не заложенных генетически, но создаваемых в жизни общества: «Интеллект, в общем, достигает своей наибольшей мощи лишь ценой продления своего детства» [ 13] .

Положительное значение указанных особенностей очевидно, но они же — в процессе развития социальной формы бытия — способствуют порождению ряда серьезных проблем. Как уже отмечалось, переход к социальному образу жизни совершался с явным опережением в области С — О отношений в сравнении с С — С. Внутристадные отношения, видовые особенности регуляции поведения в иерархии самцов не нуждались в столь же радикальной перестройке как отношения к внешнему миру при переходе к орудийной деятельности. Первоначально наши предки, уже способные пользоваться орудиями труда (средствами преобразования) и изготовлять их, не нуждались во внебиологических формах общения, в человеческом языке и искусственных нормах поведения: «Научение путем показа, вернее, перенимание навыков посредством прямого подражания действиям — вполне достаточный механизм для объяснения преемственности палеолитической техники» [ 14] .

Лишь постепенно, с усложнением самой преобразовательной деятельности и развитием человеческого воображения, С — С отношения стали также принимать социальную форму. Но это требовало соответствующих природных предпосылок. Центральной здесь оказывается проблема торможения. Необходимость развитой способности к торможению и, следовательно, дифференциации реакций[15] вызывалась следующими причинами. Во-первых, возрастающая орудийная вооруженность в сочетании с наличием агрессивных импульсов и слабым торможением вполне могла привести к взаимному уничтожению[16] (так и произошло, согласно одной из гипотез, с неандертальцами; так может произойти и с нами сейчас). Во-вторых, продукт воображения одного человека (образ, программа действий) мог быть неприемлемым для других людей, т. е. чужим, навязываемым образом, как в С — О, так и тем более в С — С отношениях. Следовательно, требовалась дифференцированная реакция, сопротивление чужой суггестии, особенно когда возникли искусственные средства общения в форме речи.

Мы, таким образом, неявно постулировали, что, наряду с развитым воображением, наш вид обладает повышенной агрессивностью, слабым торможением и, более того, во всех этих проявлениях люди далеко не одинаковы. Последнее утверждение мы обсудим чуть позже, а пока поясним первые два.

О «врожденной агрессивности», как известно, ведутся жаркие споры. Например, Э. Фромм различает два вида агрессии: доброкачественную, необходимую для защиты и злокачественную — деструктивную [ 17] ; первая, с его точки зрения, присуща животным, вторая — людям, и эта злокачественная агрессия имеет не природные, а социальные причины. С таким подходом трудно согласиться. Социальные причины агрессивного поведения, конечно, имеют место, но мы сейчас обсуждаем природные предпосылки. Наш вид по степени природной агрессивности занимает среднее место, и, нет сомнений, что ужасающий размах человеческой агрессии порожден нашей собственной социальной историей. Но все же различные виды живых существ не одинаковы по степени природной агрессивности, и это вызвано не только объективными условиями их жизни. Понятно, что хищники агрессивнее травоядных, но и разные виды хищников, и особи внутри одного вида не одинаковы по выраженности данного свойства (каждый это может наглядно видеть на примере собак: ротвейлер агрессивнее ньюфаундленда, но есть разные ротвейлеры, и не каждый бультерьер склонен перегрызть глотку хозяину). Точно так же утверждать вместе с Фроммом, что «человек становится садистом оттого, что чувствует себя импотентом, неспособным к жизни»[18], равносильно тому, чтобы считать, что все обжоры когда-то умирали от голодной смерти. Думаю, что все же надо спокойно признать: из возможных кандидатов в разумные существа человекообразные обезьяны агрессивнее дельфинов.

И — суетнее (вспомним образ Бандар-лога у Р. Киплинга). Ибо самовыражение, реализация творческого воображения приносит далеко не всегда положительные результаты. Относительно проще дело обстоит с С— О отношениями, если их взять, так сказать, в «чистом» виде: казалось бы, объективная необходимость заставляет первобытного охотника перенимать эффективное действие по чужому образцу. И все же это чужой образ, он не управляет поведением изнутри, он должен быть сначала воспринят. И главное, чем сложнее деятельность, тем в большей степени она становится совместной и требует социализации С — С отношений. Но биологическое вожачество не так-то просто сменяется здесь социальным лидерством и сотрудничеством. Следующая выдержка из работы В. И. Плотникова описывает, видимо, простейший случай: «Биологическое доминирование может существовать только на основе непрерывных действий и знаков, подтверждающих неприкосновенность места, занимаемого особью в системе внутристадных отношений. Такими действиями могут быть и угроза, и ритуальный акт, и активное утверждение своего права есть первым и занимать наилучшее моего... Лидирование в первобытном стаде требовало не внутри-стадной, а внешне направленной активности, не подчинения, а подражания, не подавления, а побуждения к совместному действию. Оба эти типа регуляции долгое время могли переплетаться» [ 19] .

Но даже здесь непросто развести переплетение подражания и подавления. Для передачи опыта совместной деятельности и организации усложняющихся С — С отношений требуется новая, казалось бы чисто социальная, форма регуляции — появление языка, искусственных средств общения. Я. Я. Рогинский видит в социоантропогенезе два скачка или единый скачок с двумя поворотами [ 20] : 1) овладение орудийной деятельностью (С — О отношения), 2) овладение членораздельной речью (С — С отношения). Но, согласно уже упоминавшейся гипотезе Б. Ф. Поршнева, человеческая речь возникла как средство суггестии, внушения чужого образа, т. е. подавления. И ответом на такое воздействие было не социальное взаимодействие, основанное на понимании, но биологическое приспособление в новых «полусоциальных» условиях. А разве и на нынешнем этапе развития человечества мы не наблюдаем нечто подобное: всегда ли ученик понимает слова учителя, подчиненный — начальника (сказали «люменево», значит, «люменево»), карьерист, рвущийся к власти на волне новой идеологии, — саму идею? Не является ли «мимесис» (так называет А. Тойнби последний случай) неким симбиозом сознательной (на тактическом уровне) деятельности и животного приспособления?

Это можно пояснить случаем, наблюдавшимся исследователями жизни шимпанзе в естественных условиях. Молодой самец-аутсайдер однажды ворвался в стадо, гремя пустыми бидонами из-под молока, украденными со стоянки экспедиции. И его «рейтинг» резко возрос. Как видите, средство — социальное, искусственное, генетически не наследуемое, а форма отношений — приспособительная; не диалог на основе идеальных проектов, но адаптивная реакция на суггестивное воздействие («Во дает!»).

Обобщая, можно сказать, что торможение агрессивных реакций при использовании орудий воздействия и торможение одних людей дру­гими при организации совместной деятельности явилось необходимым условием сохранения и развития становящегося человека. Первое из них — биологическое свойство, закрепленное естественным отбором и явившееся природной предпосылкой таких человеческих качеств, как альтруизм, взаимопомощь [ 21] . Торможение второго типа — природная предпосылка отчуждения и конформизма. Не будет преувеличением сказать, что человек — с его плюсами и минусами — начинается с торможения: и того, что мешает быть человеком, и с торможения (будущего порабощения, эксплуатации — и далеко не только экономических) друг друга [ 22] .

Богатое воображение как свойство нашего вида породило и потребовало не только дифференцирующее и подавляющее торможение, но и уникальную способность к переключению (сублимация, по Фрейду, есть, видимо, частое проявление этого свойства). Действительно, приматы обладают повышенной сексуальностью, а иерархия внутристадных отношений препятствует ее естественному удовлетворению. Выручает способность к воображению, а с дифференциацией человеческой деятельности — и к переключению внимания и энергии на другие цели. По всей вероятности, на дочеловеческом уровне уже упомянутая «суетность» обезьян служила средством такого переключения. Когда между человеком и тем, что ему необходимо, вырастает стена отчуждения, переключение открывает для него спасительный выход. Если я не могу что-то сделать в реальности, то я, во-первых, могу направить свою энергию в другое русло, в другую сферу деятельности; во-вторых, — в сферу идеальной деятельности, воображения, проектирования; в-третьих, — в наслаждение самим процессом деятельности, независимо от результа­та, т. е. в деятельность игровую, «карнавальную».

Во всех этих смыслах человек оказывается «эксцентричным» ( X . Плеснер) существом, т. е. не завязанным на какую-то однозначно заданную «магистральную линию», способным отклоняться от нее. Понятно, что реализация этой способности осуществляется социальными средствами и приобретает социальные формы; но в основе ее — природные задатки, присущие приматам, и нашему виду в особенности. Так же, как и другие природные особенности, эта способность имеет как несомненные плюсы, так и минусы: творчество, но всегда ли разумно направленное? Отдача себя работе, в которой удалось сублимироваться, но — опасность стать трудоголиком. Эксцентричность как неустойчивость: и неожиданные находки, и неожиданные падения.

И потому человеку преподносит сюрпризы не только затянувшееся детство, но и вторжение природных факторов в переходном возрасте, а затем — своеобразная природная адаптация к социальной среде в зрелом возрасте. Не случайно десятилетний ребенок легче и как бы «чище» социализируется, чем юноша в 16-18 лет или обремененный заботами семьянин.

Подводя итог рассмотрению общей характеристики природных основ САЦ, можно сказать, что эти основы дали возможность постепенного перехода к социальной форме существования, но возможность далеко не оптимальную, содержащую в себе противоречивые тенденции — и к преобразованию, и к агрессивному разрушению, и к установлению внебиологических отношений между людьми, и к суггестивному (в социальной форме — властному) подавлению друг друга. Человек, таким образом, «от природы» содержит в себе и добрые, и злые начала, которые сами по себе не определяют с неизбежностью путь, но и не элиминируются «второй природой».

Целостный результат имеет место лишь во взаимодействии основных функциональных уровней. И поэтому вопрос о биологической норме человека не может ставиться вне контекста этого взаимодействия. Видимо, эта норма должна включать в себя элементарные требования биологической адаптации (так сказать, норма для-себя), по такой адаптации, которая бы не разрушала требования социального и психологического уровней (норма для-других). Идеально адаптированный индивид может оказаться преступным на этих более высоких уровнях. В то же время, как заметил К. Воннегут, «Кто-то просто обязан быть неприспособленным, кто-то просто должен испытывать чувство неловкости для того, чтобы задуматься над тем, куда зашло человечество, куда оно идет и почему оно идет туда». К этой проблематике мы вернемся при рассмотрении синтеза уровней человеческого бытия.

Пока же можно констатировать, что, будучи недостаточно приспособленным к среде, наш биологический вид перешел на социальный уровень бытия, но не перестал быть биологическим видом; и эта его новая норма — удовлетворительное взаимодействие природного и сверхприродного - пока еще находится в процессе становления.

Это становление связано со значительным разбросом вариантов, который усугубляется охарактеризованными выше природными особенностями человека и динамикой его культурно-исторического бытия. Переходя от общей характеристики природного уровня к соотношению его со структурными уровнями, мы должны обсудить вопрос о неодинаковости природных задатков в популяционных группах и у отдельных индивидов.

В. П. Эфроимсон, наиболее глубоко исследовавший эту проблему, начинает раздел «Феногенетика антисоциальности» следующими словами: «Представление, по которому все люди наследственно столь схожи, что при решении социальных проблем их генотипические различия вообще можно игнорировать, является естественной эмоциональной реакцией против гнусностей социал-дарвинизма и расизма. По существу же представление о генотипической одинаковости грубо ошибочно. Именно гены человека порождают способность к освоению культуры,... но не они определяют объем и содержание той культуры и тех знаний, которые выпадут на его долю в результате жизненных обстоятельств»[23]. Действительно, фашистская идеология, согласно которой какие-то расы, нации, классы, «супермены» биологически «выше» и потому имеют право на эксплуатацию «низших», безоговорочно опровергнута и теоретически, и практически. Но я смею утверждать, что игнорирование природных особенностей различных групп и индивидов, хотя оно и связывается эмоционально с идеей равноправия, на практике может оказаться не менее преступным, чем фашистский бред.

Мы поражались как в стране Гёте и Гегеля могли появиться эсэсовцы. Теперь в пору поражаться той пропасти между великой культурой и теми подонками, которые так «ярко» проявляют себя ныне в нашей стране (впрочем, как и в любые «смутные» времена). Но вот что думал по этому поводу Г. Раушнинг , бывший одно время сподвижником Гитлера, а затем резко порвавший с ним: «Человек — неандерталец, с треском пробивший тонкий слой гуманизма... Цивилизация, созданная высшими существами (я полагаю, что он имел в виду не ницшеанских суперменов, которым «все дозволено», но тех, кто шел впереди в процессе социализации. — В. С.), навязана неандертальцу, а он ненавидит подобную чушь»[24]. Есть основания полагать, что такие «неандертальцы», которые с удовольствием убивают, мучают, насилуют и т. п., как только для этого предоставится возможность, существуют в определенном процентном отношении в любом обществе, народе, социальном классе. Чтобы обсудить эту проблему системно, предпошлем ей категориальную матрицу, описывающую соотношение природной стороны структурных уровней САЦ и базовых уровней.

Дадим необходимые пояснения. На уровне объективной реальности каждый из структурных уровней характеризуется своим субстратом, отношением к внешний среде (поведением), структурой внутренних отношений (для популяционных групп и вида в целом) и способом организации указанных выше подсистем.

Организм (тело) индивида имеет определенную анатомию и физиологию (положительные моменты которых уже были отмечены, а основным недостатком является, пожалуй, строение женского организма, связанное с прямохождением и делающее мучительными роды); его отношение к среде характеризуется высоким уровнем свободной энергии, лабильностью приспособительных реакций и способностью к конструктивным действиям; организация субстрата и поведения обеспечивается генотипом и развитой психикой, позволяющей ставить идеальные цели и подбирать соответствующие средства.

Под совокупными характеристиками популяционных групп и вида в целом понимаются тот совместный энергетический и психологический (поведенческий) эффект, который дает сообщество особей; генофонд, как совокупность генетических возможностей, содержащихся в генотипах индивидов; наличие коллективного подсознательного, воздействующего на идеальную деятельность индивидов. Внутригрупповые отношения — это биологически наследуемая ориентация на определенное место индивида в иерархии группы. В относительно чистом виде она явно выражена в примитивных человеческих сообществах, например, в уголовном мире: роль угрожающих поз, жестов, суггестии и т. п., хотя, конечно, непросто выделить эти природные основы из их слитного с дальнейшими социальными трансформациями состояния [ 25] .

Относительно внутривидовых отношений, т. е. между различными социальными группами в аспекте их природного взаимодействия, картина получается довольно сложная и явно недостаточно исследованная. Ограничимся лишь упоминанием некоторых ее моментов. Прежде всего это половое разделение человечества: представьте себе, если бы человек действительно был бы когда-то единым существом — «андрогином»[26]... Факт влияния природных различий не удалось опровергнуть никаким «социологизаторам», а проблема природных основ совместимости в браке и роли сексуальных отношений все больше волнует современное общество. Далее, соотношение различных групп (в основном этнических) с той природной средой, в которой они сформировались. Противоречия природной среды и природной же совместимости различных профессиональных групп: охотников, земледельцев, скотоводов, представителей урбанистической цивилизации. Демографические проблемы, связанные с неравномерностью темпов роста населения, — так же и по отношению к среде (для какого количества представителей нашего вида планета может дать относительно нормальные условия существования) [ 27] , и по отношению друг к другу. Проблема взаимоотношений возрастных групп (опять-таки она по-разному выглядит в разных социальных и психологических условиях, но основы ее носят биологический характер).

Характеризуя субъективные основы человеческой деятельности как природные основы спонтанных интенций, я имею в виду, во-первых, то, что в основе информационных программ лежат определенные исходные переживания, задающие направленность поведения, и, во-вторых, эти переживания придают разный субъективный смысл одним и тем же объективным структурам (в общем плане это обсуждалось в Части второй). Существует ли это уже на природном уров­не человека? Положительный ответ на этот вопрос поясню таким примером. Когда ученик спросил чаньского наставника, в чем смысл Великого Пути — Дао, — тот ответил: «В повседневном здравом смысле. Когда голоден, ем, когда устал, сплю. — Но разве не все люди делают так? — спросил ученик. — Нет, отвечал наставник. — Большинство людей не присутствуют в том, что делают» [ 28] . Характер такого присутствия, т. е. субъективное отношение к объективным процессам до всякого осознания, доказательства и иных рациональных процедур, задан на природном уровне: посмотрите, как (чисто физиологически) человек движется, ест, реагирует на воздействие других людей... Вдумаемся в характер переживаний относительно телесного уровня человеческого бытия, засвидетельствованный в искусстве, психологии, истории нравов: от превращения плотских ощущений в единственный смысл жизни (развращенное язычество древних и современное «неоязычество») до ненависти и отвращения к плоти со стороны фанатиков-аскетов [ 29] . Трудно представить, что столь разные отношения есть только отпечаток объективных социальных условий без всяких природных предпосылок, в том числе субъективных. И вряд ли можно дать какую-то общую характеристику субъективности человека, как это удается сделать на уровне объективной реальности. Не будем забывать, что суть человеческого бытия — в необходимости выбора и в способности к нему, а это уже предполагает разнообразие исходных интенций, вплоть до противоположности.

То же самое придется сказать и об отношении к реальности духа, о природных основах глубинного общения. Куда влечет нас естественная природа: ощутить присутствие Духа, свою сопричастность к духовным основам бытия или, напротив, противопоставить себя всему сущему, объявить себя центром мира, человекобогом? Нет однозначного ответа, есть выбор, который делают отдельные люди, группы людей, человечество в целом [ 30] .

Взаимодействие всех перечисленных моментов с неизбежностью порождает природное разнообразие человеческих индивидов и популяционных групп. Это разнообразие может иметь четвероякий характер: в пределах нормы; в пограничных ситуациях; с переходом в патологию; с положительными сдвигами.

В первом случае индивиды различаются по своей телесной конституции, темпераментам, задаткам способностей и т. д. Понятно, что такое разнообразие имеет положительное значение для взаимодополнения индивидов и групп и увеличивает богатство генофонда. Достаточно очевидно также и то, что различие в природных задатках необходимо учитывать в процессе социализации: «Именно врожденная направленность и есть основа воспитания, без нее воспитание вообще невозможно» [ 31] .

Между разнообразием в пределах нормы и явной патологией выделяются так называемые «пограничные» состояния, а люди, для которых они характерны, именуются акцентуированными личностями: «Акцентуация — это, в сущности, те же индивидуальные черты, но обладающие тенденцией к переходу в патологическое состояние» [ 32] . К сожалению, как уже отмечалось, не существует четкого определения нормы. В психиатрии патология обычно определяется тремя критериями: она охватывает весь душевный склад индивида, не подвергается каким-то резким изменениям в течение всей жизни и мешает приспособляться к окружающей среде[33]. Последний критерий имеет явно биологический характер. Неприспособленность к окружающей среде может быть как причиной асоциального (отклоняющегося, преступного) поведения, так и творческих поисков, успешного решения личных и общезначимых проблемных ситуаций через переключение (сублимацию) на социально значимую деятельность. Поэтому не случайно акцентуированность часто сопровождает поведение на только людей ущербных, но и личностей, в каких-то отношениях весьма ода­ренных (любимая тема для удовлетворения мещанского любопытства и тщеславия: «Знаем мы их, все они такие»). Если норма есть удовлетворительное биологическое и социальное функционирование, то отклонения от нее возможны в обе стороны — ухудшения и улучшения, причем состояние биологически и социально значимых характеристик может не совпадать.

В типологии акцентуаций выделяют, например, такие типы, как истероидный, эпилептоидный, шизоидный и др. Представителей этих типов ни в коем случае нельзя отождествлять с больными истерией, эпилепсией и шизофренией. Их черты могут проявляться в различных сферах психики и поведения. К. Леонгард выделяет сферы направленности личности, ее чувств, воли и интеллекта [ 34] . Если говорить предельно кратко, истероид проявляет повышенную демонстративность (стремление обращать на себя внимание), обладает необузданной фантазией (в которую он сам может «почти» верить), повышенной эмоциональностью и склонностью все время играть какие-то роли. Эпи-лептоид характеризуется сочетанием инертности и взрывчатости, грубостью, гневливостью, необузданностью инстинктивной сферы. Шизоид замкнут, эмоционально холоден, склонен уходить во «внутренние» игры (в отличие от внешних, «на показ», игр истероида), заниматься абстрактными построениями, далекими от потребностей окружающей действительности. Нетрудно видеть, что талантливых истероидов мы чаще встретим в художественном мире [ 35] , талантливых шизоидов — там, где строятся абстрактные научные модели, а эпилептиков — чаще среди преступников, но и среди «среднего руководящего персонала» (надзирателей и т. п.. а то и организаторов более высокого ранга) также. Однако за пределами тех сфер, где могут хорошо сработать их «заостренные» черты, такие личности достаточно ярко проявляют свои недостатки (в повседневном общении, в семье и т. д.). Что возобладает - творческие потенции или углубление патологии - во многом зависит от жизненных обстоятельств.

Явная патология имеет место там, где человек вообще не может самостоятельно адаптироваться к среде (непосредственно биологическая патология) или когда его биологическая недостаточность проявляется в неспособности выполнять социальные функции — трудиться и/или нормально общаться с людьми. Понятно, что нас больше инте­ресует второй случай: человек может быть прекрасно приспособлен к жизни как животное (силен, вынослив, с отличной реакцией) и невыносим как человек, склонен проявлять себя прежде всего в нарушении, разрушении, преступлении. Основными природными факторами, с которыми связана такого рода патология, являются поражения центральной нервной системы, изменения в генотипе, нарушения обмена веществ, особенности конституции. Следует отметить также роль неблагоприятных воздействий природной среды, особенно в период беременности и раннего детства.

Поясним роль этих факторов некоторыми примерами. Патология центральной нервной системы, не делающая человека инвалидом, но предрасполагающая его к неадекватным агрессивным реакциям, связана прежде всего с выключением задерживающих центров и с наличием аномальных очагов возбуждения. Так немотивированные вспышки бешенства, часто ведущие к преступлениям, характерны для страдающих височной эпилепсией. Установлена достаточно показательная связь между поведением рецидивистов, совершавших убийства и насилия, и аномалиями их электроэнцефалограмм[36].Предрасполагают к различным формам преступности наличие лишней Y -хромосомы или недостаток одной хромосомы[37]. Исследования Р. Белтона выявили связь «дурного характера» одного индейского племени, живущего в перуанских Андах (резко повышенная раздражительность, злобность, драчливость), с гипогликемией (низкий уровень сахара в крови)[38]. По данным Шелдона, среди молодых преступников чрезвычайно распространен эндоморфномезоморфный тип конституции (строения тела): это люди невысокие, большебрюхие, широкогрудые, мускулистые, с преобладанием общефизического развития над церебральным (развитием мозга) [ 39] .

Приводя данные такого рода, В. П. Эфроимсон хорошо сознает, что они проявляются с большей или меньшей силой в определенных социальных условиях и что приступы «свирепой ярости... у абеорантов типа XXY , XYY , у рецидивирующих агрессоров с аномалиями ЭЭГ свидетельствуют о патологической слабости их задерживающих центров, а вовсе не о неудержимой звериной природе человечества в целом» [ 40] . Тем не менее эти опасные природные предпосылки существуют и с ними нельзя не считаться, уповая лишь на абстрактную надежду, что, «в принципе», общество со всем этим может справиться.

Дело в том, что природные нарушения вызываются природными же факторами, даже если они, в свою очередь, связаны с действием социальных причин. Интоксикация, как следствие загрязнения среды, порча генофонда в результате массового развития алкоголизма и наркомании, распространение СПИДа могут просто захлестнуть своим потоком противостоящие им социальные мероприятия и достижения медицины. Кроме того, существуют достаточно устойчивые природные координаты, самым существенным образом влияющие на человеческую жизнь: «Смерь, секс и рождение образуют нерасторжимую триаду» [ 41] . С. Гроф выделяет 4 этапа процесса рождения («базовые перинатальные матрицы»): исходное единство плода и матери (рай); начало биологического рождения — ощущение поглощенности смертельной опасностью (изгнание из рая и отсутствие выхода — ад); борьба за выживание, борьба смерти — возрождения; непосредственное появление на свет — чувство гибели, краха (разрыв пуповины) и одновременно — освобождения. Характер человека, по мнению этого автора, зависит от того, какой из этих этапов оказал на пего основное воздействие; эта информация хранится в подсознании, но является базовой для определения жизненного пути. Увлеченный своей концепцией, он явно склонен к ее абсолютизации, но момент истины в ней, несомненно, присутствует [ 42] .

Патологические состояния способны охватывать значительные массы населения, и в каждую эпоху — в связи со сложившимися социо-культурными условиями — одно из них может стать «ведущим». В средние века, к примеру, — массовая истерия, а в наше время — «экзистенциальная фрустрация» (болезнь смыслоутраты) и «вяло текущая» или «психопатоподобная» шизофрения. И вряд ли сознательная деятельность человека имела бы в борьбе с ними шансы на успех, если бы та же природа не порождала отклонения от нормы в лучшую сторону.

В. П. Эфроимсон столь же убедительно рассмотрел характер этих положительных сдвигов, как и сдвигов патологических. В его работах «приведены доводы и доказательства того, что эмоции альтруизма, стремление совершать самоотверженные поступки, а также способность к восприятию красоты и гармонии не есть лишь следствие благонравного воспитания, а возникают на биологической основе. Впрочем, как и эмоции агрессивности, зла»[43] Эти положительные моменты, как и отрицательные, в определенной степени характеризуют уже наших ближайших родственников — обезьян. В обезьяньих стадах присутствует не только жесткая иерархия, но и достаточно развитая взаимопомощь [ 44] . «Оказывается, что даже павианы обладают способностью к композиции веерных или параллельно-полосных рисунков, подбор красок которых вполне отвечает эстетическим требованиям интеллигентных людей» [ 45] . Но почему уже в животном мире, и особенно у человека, сохраняются и развиваются противоположные начала — стремление к добру и злу, красоте и ее разрушению?

Дело в том, что у человека «на всем протяжении его биологическо­го и исторического развития отбор шел во взаимопротивоположных направлениях — как на альтруизм, так и на совокупность хищнических, собственнических инстинктов и эмоций, в частности и на эмоции жадности, похотливости, господства, властолюбия. Неизбежное следствие — гетерогенность, сочетание этичности в одной сфере с неэтичностью — в другой»[46] Ориентация на зло (индивид в центре и против всех) помогает выжить и победить в непосредственной ситуации. Но сообщество, состоящее из одних «злых» особей, нежизнеспособно. Эволюция славит преграды на пути агрессивной жестокости: известно, что хищники, как правило, не убивают больше, чем нужно для пропитания, и в турнирных схватках самцов существуют ограничения, предупреждающие убийство внутри вида. (Наш вид по природе здесь не более агрессивен, чем другие, — он просто неизмеримо более вооружен, а инстинкты его ослаблены, а потребности разнузданны [ 47] .)

Ориентация на добро (взаимопомощь, кооперацию) помогает выжить всем вместе и потому также подкрепляется естественным отбором («Совесть и этичность как следствие группового естественного отбора» — название соответствующего подраздела в книге Эфроимсона)[48]. Таким образом, еще до социального одобрения или неодобрения закрепляется привязанность к родичам, уважение к старости, ограничение и облагораживание сексуальных контактов (сейчас, увы, идет обратный процесс: когда-то половой инстинкт перерос в любовь, а ныне любовь опускается до сексуальных развлечений), стремление к позна­нию, к эстетической гармонии. Подведем итоги.

1. Природный уровень есть необходимое, но недостаточное основание САЦ; он сохраняет свое самостоятельное значение как основа социализации, но полностью оно проявляется лишь во взаимодействии с другими уровнями [49].

2. В человеке «от природы» есть и добро, и зло (не правы ни Руссо, ни Гобсс), но их соотношение неравномерно для различных популяционных групп и индивидов. Преувеличение роли того или другого со стороны различных мыслителей определяется тем, опыт относительно какой-то группы непроизвольно переносится на весь вид и частично работающая концепция превращается в «отвлеченное начало»[50].

3. Природа человека не является ни оптимальной, ни устоявшейся с точки зрения достижения оптимального взаимодействия (развивающейся гармонии) всех его функциональных уровней; но она есть реальная основа и положительных, и отрицательных моментов этого взаимодействия. Вопрос о природной норме САЦ может быть решен только через рассмотрение ее взаимоотношений с нормами других уровней.

Примечания

6.Вернадский В. И. Биосфера. М., 1967. С. 232.

7. Обобщенное изложение современных представлений о космопланетарных предпосылках человеческого бытия см.: Волков Ю. Г.. Поликарпов В. С. Интегральная природа человека.

8. См.:там же. С. 31 -35. Сильная версия связывает возникновение Вселенной с наличием человека-наблюдателя, что представляется субъективистским подходом.

9. Иванов В. П. Деятельность - познание -искусство . Киев. 1977. С. 34. 10.См.: Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. С. 194.

11. Гроф С, За пределами мозга. М.. 1993. С. 58.

12.Божович Л. И. Личность и ее формирование в детском возрасте. М,. 1968. С. 194. 195.

13. Рогинский Я. Я. Проблемы антропогенеза. М.. 1969. С. 205. 206.

14. Поршнев Б. Ф. О начале человеческой истории. С. 126.

15. «Реактивность — свойство живого вещества. А эволюция живой природы - выработка все более совершенных средств не реагировать, следовательно, тормозить эту самую реактивность. Это дает реакции возрастающую прицельность в единственном остающемся направлении. Совершенствование живого - это совершенствование торможения реакций);. (Поршнев Б. Ф. О начале человеческой истории. С. 298.)

16. См.: Рогинский Я. Я. Проблемы антропогенеза. С. 199.

17. См.: Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. С. 23.

18.Там же. С. 254.

19. Плотников В. И. Социально-биологическая проблема. Свердловск, 1975. С. 150, 151.

20.См.: Рогинский Я. Я. Проблемы антропогенеза. С. 171-174, 202.

21. См.: Эфроимсон В. П. Генетика этики и эстетики. СПб.. 1995 (ч. 1: Эволюционная генетика взаимного альтруизма).

22.Тема для научной фантастики: социализация биологического вида, в котором дезадаптация охватила не только отношение к среде, но и внутри стада; или у живых существ типа дельфинов, где отсутствие стремления к подавлению себе подобных уже имеет естественно-природные основы.

23. См.: Эфроимсон В. П. Генетика этики и эстетики. СПб., 1995 (ч. 1: Эволюционная генетика взаимного альтруизма). С. 177.

24. Раушнинг Г. Зверь из бездны. М.. 1993. С. 353.

25. Хотя на практике она — эта основа - может достаточно сильно проявляться в информационных отношениях; допустим, роль внешности для «сильной личности» («магнетический взгляд» и т. п.; вспомним, к примеру, образ «Морского волка» Д. Лондона).

26. См Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества. М.. 1989. С. 404-407.

27. Понятно, что одна и та же территория прокормит разное количество охотников земледельцев или горожан. Но, во-первых, наша планета в целом подошла к такому состоянию когда вопрос об ограниченности ее ресурсов встает как грозная реальности во-вторых, дело не только в «прокорме», но и в психологическом факторе минимального пространства, отделяющего отдельных особей друг от друга, при котором они могут чувствовать себя комфортно.

28. Долин А. А., Маслов А. А. Истоки у-ши. М., 1990. С. 124.

29. Вот пример отношения к телесности со стороны поэта О. Мандельштама: «Дано мне тело — что мне делать с ним, / Таким единым и таким моим? / За радость тихую дышать и жить / Кого, скажите, мне благодарить?» И еще: «Ни о чем не нужно говорить,/ Ничему не следует учить, / И печальна так и хороша / Темная звериная душа./ Ничему не хочет научить, / Не умеет вовсе говорить / И плывет дельфином молодым / По седым пучинам мировым». Сравните его, скажем, с интенциями мазохиста, садис­та или функционера-трудоголика.

30. См. описание природных основ глубинного общения: Андреев Д. Роза мира. С. 43-47; Булгаков С. Н. Свет невечерний. М., 1917. С. 7, 8 (описание воздействия созерцания природы на возвращение его веры в Бога).

31. Леонгард К. Акцентуированные личности. М.. 1981. С. 12.

32. Там же. С. 11.

33. См.: Личко А. Е. Психопатии и акцентуации характера у подростков. М., 1983. С. 6.

34. См.: Леонгард К. Акцентуированные личности. С. 12-14.

35. Классическим примером может служить немецкий писатель К. Мен — любимый автор Гитлера (который тоже был демонстративной личностью); посаженный в тюрьму за мошенничество, он стал писать романы о приключениях в Северной Америке и искренне верил, что он сам побывал там и получил признание индейских вождей.

36. См.: Эфроимсон В. П. Генетика этики и эстетики. С. 214-227 (раздел: Наследственные травматические и алкаголические выключения задерживающих центров).

37. См.: там же. С. 188-198 (раздел: Хромосомные аномалии, предрасполагающие к антисоциальности).

38.См.: там же. С. 208-211 (раздел: Раскрытие роли гипогликемии как одного из биохимических стимуляторов агрессии).

39. См.: там же. С. 213. 214 (раздел: Эндоморфно-мезоморфная конституция). 40. Там же. С. 225.

41. Гроф С. За пределами мозга. М., 1993. С. 171.

42. Сравните аналогичную интуицию писателя: «Иногда приходит а голову мысль, что, возможно, страх смерти есть не что иное, как воспоминание о страхе рождения. В самом деле, было мгновение, когда я, раздирая в крике рот, отделился от какого-то пласта и всунулся в неведомую мне среду, выпал на чью-то ладонь... Разве это не было страшно?» (Олеша Ю. Ни дня без строчки. М., 1965. С. 13.)

43. Голубовский М. Д. Предисловие // Эфроимсон В. П. Генетика этики и эстетики. С. 7.

44. См.: Тих Н. А. Предыстория общества. Л.. 1976. С. 13, 66-90.

45. Эфроимсон В. П. Генетика этики и эстетики. С. 21 (названия соответствующих разделов: Эволюционная генетика взаимного альтруизма; Эволюционная генетика восприимчивости к прекрасному).

46. Там же. С. 22. Сравните это с позицией П. А. Кропоткина, который, не соглашаясь со сведением природы животных и человека к инстинкту самосохранения и вытекающим отсюда выводом, что торжество нравственного начала есть «торжество человека над природой», стремился доказать, что «Взаимная помощь внутри вида является... главным фактором... того, что можно назвать прогрессивным развитием». (Кропоткин П. А. Этика. М., 1991. С. 53, 54.) См. также: Кропоткин П. А. Взаимная помощь среди людей и животных как двигатель прогресса. СПб., 1907.

47. О. Мандельштам имел все основания сказать: «А вам. в безвременье летающим / Под хлыст войны за власть немногих, / Хотя бы честь млекопитающих, / Хотя бы совесть ластоногих».

48. Каждый может проверить себя, честно ответив на простой вопрос: что для вас предпочтительнее — растолкать всех и получить «свое» здесь и сейчас или отказаться от сиюминутной потребности, пойти на добровольные уступки, но сохранить гармонию и надежность взаимных отношений? «Простота» этого вопроса, правда, относительна, ибо в разных отношениях один и тот же человек может поступать по-разному, но что все же доминирует?

49. Абсолютизация этой самостоятельности приводит к преувеличению чисто биологических характеристик человека — «силы», «здоровья» (как, например, у Ницше), без учета их значения для социального и психологического уровней человеческого бытия.

50. Так, 3. Фрейд, безусловно, прав, подчеркивая роль бессознательного в жизни человека. Но сведение им бессознательного к сексуальности, абсолютно противостоящей требованиям общества, есть, на мой взгляд, результат неоправданной экстраполяции на всех людей того, что было справедливым для исследованной им группы сексуальных невропатов.

НАВЕРХ