Хостинг от uCoz
Главная |
В начало раздела |
О мифологеме «Мир как симфония»: Мелос и Логос в романтическом фрагменте
Сущностными чертами романтического фрагмента как жанра философской литературы эпохи романтизма является открытая и свободная форма образно-эстетического самовыражения, стремление проникнуть в глубины предмета мысли и представить контекст его бытия, определить его место в мире вещей, идей и сущностей и уяснить особенности «общения» с ним.
Романтический фрагмент в большей мере исследован в науке как способ мышления и в меньшей степени ? как художественное произведение . В этом нельзя не видеть отражения более общей проблемы ? п роблемы соотношения в романтическом мышлении философско-эстетической и художественной граней, также осложненной разногласиями: одни исследователи считают философию романтиков вторичной по отношению к художественному творчеству[1]; другие же нивелируют ценность романтического искусства, отводя ему прикладную роль «инструмента» философии и эстетики[2]. Для решения этой проблемы романтический фрагмент представляется наиболее интересным и ценным материалом ? как жанр, сложившийся в философско-эстетической сфере, но благодаря синтетизму романтического мышления обретший художественно-образную форму.
Самую богатую пищу для размышлений дают фрагменты Новалиса ? признанного мастера этого жанра.
Известна любовь Новалиса к «вопрошанию»; и именно с вопроса начинаются его циклы фрагментов[3]: «Что есть человек? Полноценное создание духа. Истинное сообщение чувственно, и не являются ли ласки истинными сообщениями?» («Антропологические фрагменты», 687); «В чем основа основ всей природы? Природа природы?» («Натурфилософские фрагменты», 1366); «Что есть жизнь? ? Служение жизни, как служение свету» («Магические фрагменты», 1767). Вопрос у Новалиса не риторическая фигура: побуждая к поиску ответа, он рождает, как это видно из приведенных фрагментов, неожиданные ассоциативные цепочки («дух ? истинное сообщение ? чувственность»), этимологические фигуры, концентрирующие внимание и оживляющие внутреннюю форму слова («основа основ», «природа природы»), символические сопоставления разноплановых феноменов («жизнь-свет»), что создает общий метафорически-символический строй высказывания. Далее в потоке фрагментов предмет мысли претерпевает метаморфозы, пространство его воображаемого бытия пульсирует, то расширяясь, то сужаясь, значение то генерализируется, то специализируется, то идентифицируется с «эквивалентом» из другого смыслового ряда, то подвергается испытанию оксюмороном или романтической иронией («Символы ? это мистификации»).
Подобные приемы позволяют романтикам эвристически гиперболизировать предмет мысли, обозначить его как гносеологический идеал, цель-причину мышления, некую «звезду», к которой устремлен поток сознания, и увидеть внутренним взором окружающий ее «ореол». Для феномена «человек» это история и культура: «У нас достаточно возможности рассматривать людей вне мира, а именно до и после мира? Одни дети, другие старики»; «Все, что делает человек, есть человек, или ?составная часть человека ? человеческая сущность» («Антропологические фрагменты», 701, 702); для феномена «природа» ? соотношение «естественного» и «искусственного», материи и духа: «Тело, душа и дух являются такими же элементами мира, как эпос, лирика, драма являются составными поэзии»; «Что такое природа? Энциклопедический, систематический перечень или план нашего духа. Почему мы хотим удовлетвориться простым перечислением наших сокровищ? Дайте нам их обозреть, обработать, обобщить и использовать» («Натурфилософские фрагменты», 1367, 1384).
Вводя предмет мысли в контекст вселенской жизни, истории духа, культуры человечества, Новалис предельно (в тенденции до бесконечности) расширяет эмоционально-семантическое поле его бытия, намечая тем самым проблемно-тематический контур уже не одного фрагмента, но целого цикла . Так, развитие цепочки «Антропологических фрагментов» приводит к новому кругу онтологических и философских проблем: «Наша жизнь несовершенна, поскольку периодична, иначе она была бы бесконечна. Относительный процесс субстанциален. Где с уплотнением связано умножение, там жизнь» (777). А натурфилософия, постигаемая сквозь призму искусства и развития человеческого духа, перерастает в теорию жизнетворчества: «Рок, тяготеющий над нами, ? это медлительность нашего духа. Расширяя и создавая нашу деятельность, мы сами себя превратим в рок. ?Чем положительнее мы становимся, тем отрицательнее становится мир вокруг нас ? до тех пор, пока в конце не останется никакого отрицания, а мы сами будем всем во всем. Бог желает богов» (1384).
Открытые романтиками широкие философские и художественные потенции фрагмента как жанра предельно напряженного, семантически насыщенного (позволяющего обнаружить «точку» пересечения «всего со всем»), но прозрачного, ясного в плане образной формы, привели к своеобразному его культу , выразившемуся, с одной стороны, в сближении его с другими жанрами (по мысли Ф. Шлегеля, «диалог ? цепь или венок фрагментов. Переписка ? диалог большего масштаба, а мемуары ? система фрагментов»[4]), а с другой ? в уяснении его собственных неограниченных возможностей как « аббревиатуры бесконечности », «литературных семян», из которых произрастет «искусство слова» (по мысли Новалиса).
Композиция цикла («венка») фрагментов как нельзя лучше раскрывает особенности развития романтической мысли ? свободу, непредсказуемость, парадоксальность ее движения; вместе с тем, сплетая «венок» фрагментов, романтики создают многоплановое, органическое художественное целое «литературного древа». Так, задавшись вопросами: «Что символизирует наша обычная жизнь?» (1400) и «Возможна ли мифология природы ? мифология? как свободное поэтическое изобретение, очень точно символизирующее действительность?» (1410), Новалис в мозаике фрагментов создает сложный художественный текст, в основе которого лежит мифологическое мировидение: « Звуки настроения души. Холод способствует отчуждению мысли ? как буря страсти и движение влечения. Внутренний воздух ? внутренняя вода и свет» (1408); «О поэзии природы. Бутон совершенно поэтичен» (1409); «Гениальные, благородные, дивинаторные, чудотворные, разумные, глупые и прочие растения, животные, камни, элементы и т.д. ? Бесконечная индивидуальность этих существ ? их музыкальный и индивидуальный смысл ? их характер ? их влечения и т.д. Это ушедшие в прошлое, исторические существа» (1423); «Чувства у животных то же, что листва и цветы на растениях. Цветки ? аллегория сознания или головы. Высшее продолжение растения ? смысл этого высшего цветка, высшего приобретения: у людей это орган бессмертия, прогрессивного роста личности» (1546): «Наши чувства ? животные высшего порядка. Из них возникает еще более высокий анимализм» (1547); «Природе свойственны шутка, юмор, фантазия. Природные карикатуры среди животных, растений. В царстве животных природа была особенно шутлива, прямо-таки юмористична. Утопическая сказка. ? Природа растений и камней несет больший отпечаток фантазии. В мире людей проявляется разумная природа, украшенная фантазией и шуткой. Живопись природы, ее зодчество, ее скульптура, ее музыка. Ручей и неодушевленная природа большей частью говорят прозой, лишь ветер музыкален. Ее математика; геометрия в кристалле, в астрономии ее механика. Ее акустика. Гротески и арабески природы? Особые впечатления французского сада. Ее контрасты с искусством. Ее ирония и осмеяние искусства. Ее декорации, ее оперы. Природа как геогностик, минералог, философ, химик» (1557); « Времена года, дня, жизни, судьба ? все они достаточно примечательны, ритмичны, метричны, тактообразны. Во всех ремеслах и искусствах, всех машинах, органических телах, наших ежедневных действиях, везде: ритм, метр, такт, мелодия. Все, что мы делаем с определенной готовностью, мы незаметно делаем ритмично. Ритм находится везде, проникает всюду» (1570).
Сущность мифологической картины, созданной Новалисом в приведенных натурфилософских фрагментах, может быть выражена с помощью его же поэтической формулы « мир как симфония » ? симфония настроений, звуков, красок, скульптурных форм, архитектурных объемов, ритмов, мелодических рисунков и гармонических созвучий вселенского бытия.
Мифологизация картины мира осуществляется во фрагментах путем создания романтиками своеоб разного «каталога» универсальных образов, мотивов и понятий, отражающего морфологию сущностей мира; перетасовки их, выявления их глубинных генетических и исторических связей, надстраивания над «системой сущностей» («миром познанным/мыслимым») «системы идей» («мира воображаемого»), уяснения взаимосвязи между миром материи и миром духа, универсумом и человеком, внешней и внутренней вселенной.
Мифологизированная во фрагментах Новалиса картина открывает еще один способ прочтения «венка» фрагментов ? наряду с «открыто-символическим» и «замкнуто-афористическим» (на которые указывают фразы Новалиса) ? музыкальный . Действительно, «венки» фрагментов нередко напоминают или сонатную форму (с ее экспозицией, свободной каденцией, параллельным изложением главной и побочной тем, их развитием и кодой ? своеобразным резюме), или сплетение мелодических лейтмотивов, или даже фугу (с ее контрапунктным развитием тем, их противостоянием-противоборством и объединением в сложном полифоническом целом). Контрапунктическое или лейтмотивное сплетение философско-эстетических «тем», их развитие в цепочках-секвенциях, кругах-рондо, вариациях позволяло романтикам объединить поэзию, философию, искусство и науку в образно-символической интерпретации мира.
Близки музыкальным и методы создания романтиками фрагментов : попытки через анализ предмета в «контексте бесконечности» открыть разные грани истины, стремление утвердить ее многомерность и неисчерпаемость («невыразимость») в слове и, наконец, безграничностью, многозначностью, гибкостью мысли победить ограниченность, однозначность, жесткость слова (актуальность данной проблемы для философии и искусства всей романтической эпохи убедительно выразил Ф. Тютчев в своем знаменитом «Мысль изреченная есть ложь»).
Так фрагменты открывают не только особенности философского мышления романтиков и специфические принципы их логики, но и своеобразное становление и развитие их художественного образа универсума: от микрообраза, запечатлевающего ту или иную грань мирозданья, через систему взаимодействий его с другими образами ? отражений, притяжений и отталкиваний ? к макрообразу ? образу Космоса как мифу о «мире-симфонии».
Примечания.