ЧАСТЬ I. БИНАРНЫЙ АРХЕТИП В ПРИРОДЕ КЛАССИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФСКОЙ РЕФЛЕКСИИ

1.1. ИСТОКИ ПРОБЛЕМЫ

Эпиграфом к этому очерку ( и ко всей книге) можно было бы поставить слова московского философа В.А.Подороги, который задает следующий вопрос. «Я спрашиваю себя, - говорит он, - что побуждает людей, видящих в себе интеллектуалов, использовать такие неопределенные термины, как «марксизм», «сталинизм», «социализм», «капитализм»...»белое-черное» и т.д. в том же стиле бинарной логики, тотализующей множественные объекты мысли?»[1]. В другой работе В.А.Подорога уточняет свой вопрос, высказывая общее отношение к идее структурных (бинарных) оппозиций в современной культуре, говоря о том, что эта идея является явно недостаточной для описания специфики так называемого «маргинального человека».[2]

Критика «бинарной логики» стала сегодня чрезвычайно популярной. Причины этой критики лежат на поверхности: «слом письма», переживаемый европейской культурой на рубеже веков, предполагает переосмысление традиционных контекстов проблемы рациональности, в том числе и идеи «бивалентного», «дуального» мышления.

Тем не менее проблема остается. Вряд ли можно отрицать тот факт, что европейский проект мыслительного дискурса представляет собой исторически сложившийся (и состоявшийся) прецедент рассуждений антиномического типа, который присутствует в любом типе рациональности, какую бы историческую эпоху европейской философии и культуры мы не взяли бы. Дело заключается не в отрицательных или же положительных оценках данного феномена. Смысл проблемы лежит, скорее всего, за пределами априорных нравственно-эстетических оценок (а тем более оценок «идеологических»), которые сами по себе возможны только в качестве вывода из последовательного анализа существа проблемы. Функционирование идеи бинарности в европейской культуре следует зафиксировать как факт, требующий своего объяснения и философской интерпретации.

Еще в конце XIX в. А.Кемпе, известный специалист по символической логике, писал, что человеку свойственно мыслить в терминах диадных отношений: мы обычно разбиваем любое реальное отношение на пару диад. Эта склонность бывает столь сильно выраженной, считал А.Кемпе, что любое триадное (тройственное) отношение представляется человеку не более сложным, чем пара диад. Столь же логичным было бы утверждение, что диадные отношения суть триады, содержащие нулевой член.

Вся совокупность проблем, возникающих сегодня перед логикой, подтверждает этот тезис, поскольку универсальные проекты создания альтернативных логических систем (нечеткие, бесконечнозначные логики и т.п.) исходят из неявного допущения того факта, что двузначная логика лежит в основании культуры и познания, и дело заключается в том, чтобы расширить представления человека о смысле классических логических процедур, избавить его от «компьютерного» дуально-двойственного сознания, поскольку «мыслительные процессы относятся к классу нелинейных процессов, характеризующихся громадной сложностью, многофазностью протекания, разнонаправленностью; стохастичностью и противоречивостью»[3].

Существует богатый этнографический материал, подтверждающий эту мысль. Его современное прочтение показывает, что структурирование внешнего мира по методу оппозиций присуще архаическому обществу изначально, по самой его природе. Более того, дихотомический (бинарный) анализ оказывается весьма существенным эвристическим средством на пути познания закономерностей его развития.

По мнению В.Тэрнера, бинарные оппозиции в архаической культуре служат для «установления отношений двух символических средств, чьи явные противоположные качества или количества предполагают, в понятиях ассоциативных правил культуры, семантическую оппозицию».[4] Многочисленные примеры, которые приводятся автором в подтверждение своей позиции, доказывают, что архитектоника движения знания и поведения членов коллектива в архаическом обществе вполне может быть «измерена» с помощью бинарной логики. Интересно, что сам В.Тэрнер не считает бинарный анализ универсальным средством. Для него более приемлемым оказывается трехчленная классификация оппозиций, которая строится по типу сформулированной выше идеи А.Кемпе. Универсальность трехчленной классификации связывается им с символикой белого, красного и черного цветов во всех оттенках их сочетания, контрастирования, мистериального символизма. Сама же идея оппозиций, по В.Тэрнеру, имеет смысл тогда, когда рассматривается некоторая «текучая» парадигма бинарности: конкретные оппозиции строятся на принципе различного сочетания их между собой (от абсолютной асимметрии типа А В и А В до антитетического, амбивалентного построения).[5] Последняя мысль имеет особое значение, поскольку здесь в неявной форме утверждается идея полифоничности, многоуровневости форм разрешения дилемм и дихотомий бинарного выбора, а эта «разрешающая способность», как мы увидим в дальнейшем, и является одной из значимых характеристик собственно антиномического дискурса.

Согласно К. Леви-Строссу, создателю концепции структурной антропологии, чья позиция является акцентировано «бинаристской» (за что в свое время он подвергался острой критике со стороны одного из крупнейших современных структуралистов Ж.Деррида), последовательный анализ мифологии индейских племен выявляет механизмы мифологической логики, причем эти механизмы получают качественную определенность как бинарные оппозиции типа «левый/правый», «высокий/низкий».[6] Метод бинарных оппозиций, являясь важной чертой методологии К.Леви-Стросса, опирается на конкретные этнографические изыскания. Не удовлетворяясь классическими антиномиями философского знания, он полагает, что осмысление в терминах бинарных оппозиций биологических детерминант (различий) является важной стороной процесса перехода от природы к культуре.

По мнению Е.М.Мелетинского, с которым нельзя не согласиться, методология К.Леви-Стросса не всегда четко различает бинарные оппозиции, движущие реальной жизнью аборигенов, и оппозиции, порождаемые мышлением этнолога-аналитика.[7] Другими словами, конкретная этнография и этнология не склонны создавать, конструировать некие «третьи онтологические миры», в которых разрешалась бы загадка бинарных оппозиций в культуре. Последнее обстоятельство, в частности, и служит поводом для современной критики бинарных схем. Правда, в скобках необходимо заметить, что сам факт такого метода анализа, присутствующего в фундаментальной европейской науке, подтверждает высокую степень укорененности антиномического мышления в культуре.

Представляется, что любая критика подобного рода должна учитывать то обстоятельство, что идея бинарности заложена в культуру, хотя и не является единственным и непреложным ее референтом. Дело не в том, чтобы сегодня, на пороге нового века, замыкаться исключительно на двоичных кодах-символах, а в том, чтобы реально учитывать «отработанную» самой культурой ситуацию бинарности, ее включенность в ткань современной цивилизации. Показательно, что возражения против метода двоичного описания чаще всего выдвигают не специалисты-этнографы, а теоретики-этнологи или философы. Видимо, речь все же идет не о «порочности» подобного анализа, а о споре мировоззренческих установок, по сути своей - как это чаще всего и происходит в культуре - взаимодополнительных.

Семиотический метод подтверждает это положение. По мнению Вяч.Вс.Иванова, «бинарные структуры, в принципе сходные с теми, которые выявляются в естественном языке, обнаружены также в знаковых системах мифа и ритуала... Мифологические и ритуальные системы двоичных символов, соотнесенных с дуальной организацией коллектива, обычно характеризуется проведением дальнейших членений, благодаря чему (как и в языковых системах) с помощью композиции бинарных отношений строятся тернарные и еще более сложные структуры».[8]

Еще более определенно высказывается Е.М.Мелетинский, показывая, что мифологическая логика широко оперирует бинарными (двоичными) оппозициями чувственных качеств, причем «...эти контрасты все более семантизируются и идеологизируются, становясь различными способами выражения фундаментальных антиномий типа жизнь/смерть и т.п. Преодоление этих антиномий посредством прогрессирующего посредничества, то есть последовательного нахождения мифологических медиаторов (героев и объектов), символически сочетающих признаки полюсов, является ярким проявлением логики бриколажа».[9]

Можно сказать, что мифологические символы европейской культуры («Гибель богов», «Эдип», «Икар» и т.п.) «работают» в строго фиксированной сетке антиномического дискурса, определяемого архетипом тотального, фаталистического, разорванного сознания. Это, в частности, хорошо видно на примере мифологических героев-полубогов, когда, например, совершеннейший, «наибыстрейший» из людей оказывается смертным (Ахиллес), а страдание бога означает одновременно спасение, жизнь и радость для человечества (Прометей).

Этнографическая парадигма определяет первоначальный - необходимый, но недостаточный - абрис дискурса антиномий. Понятно, что вопросы антиномического рода свойственны не только европейской традиции и тем архетипическим элементам культуры, которые стали ее органической частью. Известно, например, что проблемы, очень сходные с теми, которые впоследствии ставил Зенон Элейский, имели место в древнекитайской культуре. Символика Инь и Янь и все основные аспекты ее интерпретации китайской «Книгой перемен» заряжены антиномической проблематикой. Фундаментальную связь явлений, которая описывается признаками, исключающими друг друга, вполне можно считать в этой традиции антиномической (бинаристской). Принцип антиномического описания издревле использовался школами индуизма и буддизма. Так, согласно буддисткой логике, об одном и том же предмете могут быть высказаны два противоположных суждения, причем оба они считаются истинными (то есть должны приниматься за таковые).

Рассуждая в общем плане, можно сказать, что различные варианты бинарного дискурса (отличающиеся, в основном, по формам возможного синтеза противоположностей) присущи духовному опыту человечества в целом, причем европейская традиция выражает этот опыт в наибольшей степени в том смысле, что она имеет явную тенденцию к «заострению» противоположных сторон отношения (тезиса и антитезиса) при достаточно неопределенном (первоначально) стремлении к синтезу.

В историческом процессе существуют такие системные идеи, смысл которых нельзя трактовать только с точки зрения одной составляющей их культурного бытия. Это касается и судьбы бинарного мышления. Прекрасный пример синтетического подхода к этой проблеме дают произведения Марка Фабия Квинтилиана. Его «Двенадцать книг риторических наставлений», в которых анализируется целый ряд проблем, включая музыковедческую, юридическую и, как можно было бы сказать сегодня, методологическую, подтверждают это. Любая проблема, которая попадает в поле зрения Квинтилиана, приобретает антитетический оттенок, а сам прием дихотомического анализа, используемый им, вплотную подводит к тому пониманию логической структуры антиномий, которое применимо и сегодня.[10]

Что касается Плутарха, то исследователи давно подметили удивительную закономерность его творчества. Все основные произведения Плутарха имеют антиномико-синтетический характер, причем «диадическая логика» парного построения биографий (структура знаменитых «Параллельных жизнеописаний») имеет особое значение. Дело в том, что она принадлежит к тем признакам, которые отделяют биографическое творчество Плутарха от всей остальной биографической литературы классической древности.

У Плутарха, кроме того, имеется ряд рассуждений о монаде, неопределенной двоице и диатрибе ( трактат «Об упадке оракулов»), где монада выражает собой принцип всякого единства; двоица - принцип удвоения, делимости, роста, убывания и вообще становления ; диатриба (и эта тенденция потом входит составной частью в произведения философско-богословского жанра Средних веков, Возрождения и Нового времени) понимается как литературный диалог-спор, как универсальная форма увещевательной беседы, как прообраз раннехристианской проповеди.

Иными словами, идея бинарности изначально возникает не как чисто философская, но как идея напряженного диалогового общения, как идея определенного построения логики мышления.

В своем истинно философском звучании проблема бинарных отношений впервые появляется только в XVIII веке, получая свое полное развитие в идее антиномий познающего мышления. В работе А.Кольера «Всеобщий ключ...», само название которой предвосхищает известное кантовское рассуждение об антиномии как «ключе познания» ( внимание на это впервые обратил П.А. Флоренский), аппарат антиномического дискурса используется уже в полной мере, причем для исследования вполне философских проблем, связанных с изучением свойств внешнего мира.

Если подытожить вышесказанное, то можно сказать, что идея бинаризма, не оформившись пока еще в привычных для нас категориях, имплицитно содержалась в самых разнообразных культурных пространствах, предшествовавших кантовской парадигме. Мы не можем пока говорить о «логике антиномий», о сложившемся «антиномическом типе мышления». Но зачатки антиномического дискурса, несомненно, присутствуют в тех областях, где идет речь о бинарных отношениях.

Чтобы более четко прояснить эту мысль, воспользуемся высказыванием известного отечественного философа В.С. Библера. «Не есть ли культура логики самоизменения, - пишет В.С.Библер, - по сути дела - культура бесконечного повторения, пусть в новых, более богатых вариантах, все одних и тех же, уже «пройденных уроков» апорийной, антитетической, антиномической логик?.. В контексте парадоксов «диалога культур» (этими парадоксами озадачилось современное мышление) вся логическая культура прошлого, вся история логики переформулируется как культура самоизменения логики, как культура превращения логик».[11]

Бинарный архетип, несомненно, является атрибутом европейской культуры в целом. Смысл такого понимания, как уже говорилось ранее, заложен в специфических характеристиках архаико-мифологического мышления. Поскольку «этнология в наши дни все более убедительно показывает, что в основе общественной жизни на архаических стадиях культуры лежало антитетическое и антагонистическое устройство самого общества, что весь мыслительный мир такого общества организован по противоположностям этой дуалистической структуры»,[12] то с помощью бинарного анализа в европейской культуре обнаруживается тот изначальный опыт, через который современные смысловые формы запечатлевают в себе зримые черты уже состоявшихся закономерностей культурного бытия. Или, если воспользоваться образом К.Г.Юнга, бинарный архетип проявляется в качестве системы осей кристалла, которая преформирует кристалл в растворе, оставаясь при этом невещественным полем, разрушающим частицы вещества.[13]

«Оправдание» идеи архетипической природы бинаризма можно найти в области, казалось бы, совершенно не связанной с этой идеей. Имеется в виду широко известный в фольклорных и мифологических текстах и сказаниях сюжет близнечества. Изучение этой темы имеет большую традицию, причем последовательно говорится о том, что близнечество представляет собой весьма парадоксальную ситуацию, при которой, с одной стороны, два человеческих существа, то есть физически двойственное, одновременно являют собой пример единой духовно-душевной структуры; с другой стороны, мистическое единство близнецов проявляется в их эмпирической двойственности. Логика отношений внутри близнецовой пары строится по формуле «2 = 1» («2 1»). Один из самых известных сюжетов Ветхого Завета основан на разработке этой же темы: дружба-вражда Исава и Иакова (сыновей Исаака и внуков Авраама) становится основой для интерпретации целого спектра событий, связанных с родословием Израиля, проблемой первородства и др. (Быт. 25-33). В частности, Авраам, выделяя отца близнецов Исаака, нарушил традиционный порядок наследования, согласно которому все сыновья патриарха (включая Измаила, ставшего в дальнейшем - в мусульманской традиции - праотцом новой мировой религии) имели право претендовать на наследство (Быт. 25; 5-6). Это привело к целой веренице событий, обманов и несчастий в судьбе братьев-близнецов, закончившихся в конечном итоге их примирением.

Архетипический подтекст близнецовой ситуации всесторонне исследован этнологами и философами структуралистского направления. Показательно, что взгляд современного европейского человека, видящего в факте рождения близнецов некий положительный эмоциональный феномен, «чудо природы», серьезным образом отличается от пессимистического отношения к близнечной ситуации в архаическом обществе. В ритуалах некоторых африканских племен подчеркивается одновременно наличие в близнечной ситуации как аспекта равенства, так и аспекта противоположности. Разрешение этой дилеммы часто связывается с необходимостью придания близнецов смерти, причем «в близнечных обрядах мы встречаемся, по сути, с приручением тех диких импульсов - сексуальных и агрессивных, - которые ... присущи людям наравне с животными... Каждая оппозиция преодолевается во вновь обретенном единстве, в том единстве, которое помимо прочего укрепляется теми же самыми силами, что угрожают ему».[14] Ситуация близнечества трактуется как ситуация «тайны и абсурда», то есть «код» близнецов интерпретируется в качестве выражения дуальной, бинарной организации - в полном противоречии с «очевидным» единством-тождеством внутри близнецовой пары.

Проблема близнецов как «друзей-врагов» является и проблемой классической европейской культуры. Как показывает Ч.Серге на примере «Песни об Ами и Амиле», сравнивая изложение этого сюжета у Бокаччо и в фольклорных текстах, основная интрига его почти с математической точностью может быть выведена из формулы «2 1». Ами и Амиль являются своеобразными «сверхъестественными» («метафизическими») близнецами, поскольку рождены они от разных родителей, хотя в одну и ту же ночь.[15] Дружба и взаимная передача обязанностей, любовь и испытание ненавистью, весь комплекс мотивов, подвигающий поступками близнецов, говорят о том, что преобладающим императивом их поведения является архетип бинарности.

С точки зрения современной психологии и педагогической практики, все известные данные о близнечном эффекте демонстрируют следующую закономерность: проблема, которая кажется достаточно простой, оказывается на самом деле чрезвычайно сложной, запутанной, противоречивой.[16] Внутренняя антиномичность, присущая парадоксу близнечной ситуации, как представляется, является общей закономерностью развития европейской культуры. В качестве рабочей гипотезы можно предположить, что в рамках европейской культуры основные ее элементы (философия, религия, искусство, наука и др.) выступают в качестве своеобразных «онтологических» («метафизических») близнецов. При всей схожести традиционно фиксируемых в них архетипических элементов, внутренние параметры этих областей культуры принципиальным образом различаются между собой. «Онтологическими близнецами» могут выступать не только синхронически и диахронически сопряженные между собой сферы единой культуры (например, русской или западноевропейской), но и культурно-исторические образования различных (или же принимаемых за различные) ориентаций. Феномен «онтологического близнечества» проявляется, в частности, в традиции «двойничества», так характерной для европейской культуры. Воплощением последней - при всей несхожести культурно-исторических перспектив и временных рамок - могут служить диалоговая форма платоновских текстов, метод «Да и Нет» П.Абеляра, тема двойников в творчестве Ф.М.Достоевского, М.М.Бахтина и М.Бубера, идея «зеркала» в психоаналитической концепции Ж.Лакана или, допустим, «мистическая» связь, существующая между европейским и русским самосознанием. Трагизм близнечной ситуации, другими словами, выражает не просто парадоксальность развития, эволюции культурно-исторических типов рациональности, но и конкретные парадоксы истории культуры.

Итак, мы выяснили, что бинарный архетип представляет собой сформировавшийся «инструментарий» анализа культурно-исторического процесса, смысл которого определяется следующими основными параметрами:

-эта идея структурирует целый спектр многовариантных практик антиномического, амбивалентного типа, являясь последовательным философским оформлением этой проблемы;

-истоки проблемы бинаризма лежат в мифолого-этнографической сфере - значимом провозвестии европейской культуры, что находит свое выражение в проблеме структурных (бинарных) оппозиций, близнечного культа, полисемантических структур культурно-исторического бытия;

-бинарный архетип является своеобразным семиотическим «кодом» классической европейской культуры, стержнем проблематизации мышления, ядром дискурсивных практик парадоксально-апоретического типа.

Бинарные отношения, таким образом, изначально заложены в природу философской рефлексии. Для более последовательного определения координат его функционирования в культуре необходимо совершить экскурс в собственно «философскую историю» идеи бинаризма .

Примечания.

1. Подорога В.А. Спор о « подлинном марксизме» явно запоздал // Освобождение духа. М., 1991.
2. Подорога В.А. Власть и познание (археологический поиск М.Фуко) // Власть: Очерки современной политической философии Запада. М., 1989. С.214, 252.
3. Шилков Ю.М. Гносеологические основы мыслительной деятельности. СПб., 1992. С.84.
4. Тэрнер В. Символ и ритуал. М., 1984. С. 37.
5. Там же. С. 25-38.
6. Леви-Стросс К. Структурная антропология. М., 1985. С. 5-28.
7. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 1976. С. 84.
8. Иванов Вяч.Вс. Бинарные структуры в семиотических системах // Системные исследования: Ежегодник. 1971. М., 1972. С. 206.
9. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. С. 168-169.
10. Квинтилиан М.Ф. Двенадцать книг риторических наставлений. СПб., 1834. Ч.1. С. 344-359, 396-400; Ч.II. С. 94, 109-116, 161-163.
11. Библер В.С. Заметки впрок // Вопр. философии. 1991. № 6. С . 26-27.
12. Хейзинга Й . Homo ludens. В тени завтрашнего дня. М., 1992. С. 68.
13. Юнг К.Г. Архетип и символ. М., 1991. С. 14.
14. Тэрнер В. Символ и ритуал. С. 168.
15. Сегре Ч. Две истории о друзьях-»близнецах»: к вопросу об определении мотива // Мировое древо. 1992. № 1. С. 20-27.
16. Ramachandran V.S. Twins, Split Identity // Consciousness and the Physical World. Oxford - New York, 1980. P. 139-163.

НАВЕРХ