Главная

Начало раздела

Выжлецов Г.П.

Системная методология в гуманитарном познании

 

Наука и техника так
Совершенствуются, что
Человек скоро сможет
Обойтись без самого себя.
Ст. Ежи Лец

Целью статьи является попытка применения системного подхода к рассмотрению специфики современного гуманитарного знания, которое давно уже перестало быть самоочевидным, поскольку в своем собственном значении оно есть знание о человеке. Но человека изучает и естествознание, не говоря уже об общественных дисциплинах. Значит ли это, что гуманитарное знание должно включать в себя данные и выводы естественных и общественных наук? Может ли оно ограничиться только ими и каковы место и роль в нем системной методологии? Необходимость обращения к ней обусловлена практически необозримым количеством наук, подходов теорий, концепций различного уровня прямо или косвенно касающихся человека. Среди них, следуя системному принципу иерархичности, можно выделить три качественно различных уровня:

1. Конкретные науки: а) естественные, среди них - общие (например, биология, психология, семиотика, кибернетика, теория информации, эргономика) и специальные (например, антропология и медицина); б) общественные, среди них – общие (например, история, культурология, политология, юриспруденция, филология, лингвистика, археология) и специальные (например, социальная антропология, этнология, педагогика).

2. Общенаучные подходы: структурный, функциональный, системный, синергетический и различные их сочетания ( например, структурно-функциональный, системно-структурный).

3. Разделы философского знания: а) общие (аксиология, гносеология, социология, логика; б) специальные (философская антропология).

Это говорит о том, что фактически любая из современных научных отраслей может найти свое место в человекознании, но каждая из наук представляет тот его аспект, который соответствует ее специфике и категориальному аппарату. Однако, во-первых, для самого человека далеко не каждый из изучаемых ими элементов является системообразующим. Во-вторых, для общенаучных дисциплин всех трех уровней человек является лишь одним из возможных, но отнюдь не обязательным объектом, ибо в человеке их интересуют не его специфические особенности, а напротив то, что роднит его со специальными объектами их изучения и может, следовательно, помочь в построении общих теорий, например, психологии, семиотики, кибернетики, теории систем, аксиологии, гносеологии или социологии. И, в-третьих, далеко не все специальные человековедческие дисциплины от медицины до философской антропологии могут быть бесспорно отнесены к гуманитарному знанию и, главное, не исчерпывают всей его специфики в целом.

Сама возможность столь уникальной познавательной ситуации объясняется прежде всего специфически сложной многогранностью объекта исследования. Системная методология как раз и возникла из необходимости изучения сложных и сверхсложных биологических, социальных и технических объектов, что уже в первой четверти ХХ века привело к разработке основных системных принципов на междисциплинарном уровне. Закономерности функционирования сложных самоорганизующихся систем были рассмотрены в работах, например, сербского ученого М.Петровича «Учение об аналогиях» (1906 г.) и «Общие принципы разнородных явлений» (1921 г.), изданных в Париже. Но подлинным началом стал, конечно, фундаментальный труд А.А.Богданова «Всеобщая организационная наука (тектология)» в трёх частях (1913-1917, 1922 гг.). С конца 1940-х годов общая теория систем и её понятийный аппарат разрабатывает Л. фон Берталанфи, которой он попытался придать статус философии современной науки, но сам отказался от подобных претензий, поскольку занимался анализом лишь открытых биологических систем эквифинального типа. Попытки же применения этих систем к изучению человека в 60-е годы показали, что он в своих сущностных характеристиках далеко выходит за их пределы и главным свойством человека пришлось признать его способность оперировать символами, видимо, не без влияния «Философии символических форм» (1923-1929 гг.) Э.Кассирера, хотя его и не упоминают при этом.

А.А.Богданов, провозгласивший в своей тектологии универсальность организационно-системных принципов как для материальных, так и для духовных явлений, саму человеческую деятельность предложил изучать с позиции систем и координировать в духе целесообразности. На этой основе он даже революцию и «смену классов» посчитал сменой «господствущих культурных принципов», определив их как «формы социальной практики, закрепленные в мышления»(1).

В 1976 г. английский биолог Р.Докинз, предположив на основе системного принципа универсализма тождественность генетической и культурной эволюций человека, ввел в качестве аналога культурного «гена» понятие «мем» ( от англ. memory - память), примерами которого могут служить взгляды, идеи, мелодии, сохраняющие и передающие культурное наследие, что соотносимо, в принципе, с понятием архетипа К.Г.Юнга как носителя «коллективного бессознательного».

Н.Луман (ФРГ), ведущий современный представитель системно-функционального подхода в социологии в своей теории социальных самореферентных систем считает главным их свойством коммуникацию, обеспечиваемую такими символическими средствами как власть (в политике), истина (в науке), вера (в религии), любовь ( в семье). Человек же, не входящий, по Луману, полностью ни в одну из этих систем, растворяется между ними и как таковой фактически выпадает из его теории социальных систем. Её задача теперь - описание выделенных Луманом одиннадцати самостоятельных функциональных систем, составляющих «мировое общество» или, по названию его последней книги, «Общество общества» (1997 г.). Между тем его предшественник, создатель системно-функциональной школы в социологии Т.Парсонс («Социальная система», 1951 г.) подобные символические механизмы регуляции в социальных системах более точно называл ценностями, а П.А.Сорокин, понимая под ценностями « значимые взаимодействия», создал на этой основе одну из ведущих социологических теорий ХХ века («Система социологии», 1920; « Социокультурная динамика», 1937-1941 гг.).

Подобные примеры показывают, что обращение к человеку средствами системной методологии неизбежно приводят системологов-естествоиспытателей и обществоведов к понятиям символа, ценности, культуры в целом, - с одной стороны. Но с другой, - сами эти понятия трактуются довольно расплывчато и односторонне. Так, понятно, что содержание и специфика культуры далеко не сводится к закономерностям мышления, а ценности нетождественны символам. Отождествление же биологического «гена» с «мемом», под которым понимаются столь разнокачественные явления как, например, человеческие взгляды, научные или политические идеи и музыкальные мелодии, методологически некорректно и эвристически малоэффективно. А если учесть, что гуманитарное знание - это не просто совокупность разнородных знаний о человеке, а особый срез человекознания с единым целостным подходом, то становится понятной вся сложность проблемы.

Поэтому для применения системной методологии, согласно её же требованиям, необходимо четко различать, во-первых, философский принцип системности, общую теорию систем как «скелет науки» (К.Буолдинг) и системный анализ как практически- прикладную методологию. А на этой основе, во-вторых, - данные философского, общенаучного и конкретнонаучного знания, которые постоянно смешиваются, что приводит к реальным издержкам в описании исследуемых систем. Упрощенно это соотношение может быть представлено таким образом: философия - системология - конкретные науки. Нарушение границ применимости понятийных аппаратов соответствующих познавательных систем происходит на всех трех уровнях. Так, представители конкретнонаучного знания нередко выходят на уровень философских обобщений, что можно только приветствовать, если бы при этом не абсолютизировались выводы и сами методы той или иной науки, работающие лишь в своей конкретной сфере применения. Философы же вынуждены пользоваться данными конкретных наук, что вполне естественно, но при этом пытаются иногда наводить в них свои « порядки», нанося реальный ущерб и себе, и этим наукам.

Системологи же, убаюканные универсальностью своих системных принципов, пытаются применять их непосредственно, напрямую, без учета уровня системности объекта, стадии его системного развития и минуя, как правило, специфические для данного уровня методы познания, да ещё требуя непременной формализации результатов анализа. Если же та или иная система формализации не поддаётся, то соответствующая ей форма или отрасль знания объявляется ненаучной. А так как системология имеет дело прежде всего со сверхсложными - открытыми саморазвивающимися системами, для простых и закрытых она не нужна, то налицо вполне тупиковые ситуации, поскольку степень формализации таких систем довольно ограничен даже для вероятностных методов современного математического анализа. Поэтому исходными здесь должны быть методы качественного уровня, представленные прежде всего философией.

Понятиями символа, ценности и культуры, о которых идет речь при описании сущностных характеристик человека, обозначены открытые полифункциональные системы с многозначной неопределенностью, являющиеся поэтому прерогативой философского знания. Философы же добавили к ним ещё более неопределенное понятие «дух», связав его с ценностями и культурой. Так, неокантианцы в своё время на этой основе отнесли к гуманитарному знанию все науки о культуре, противопоставив их наукам о природе: «Мне хотелось… показать, - писал Г.Риккерт, -Как без точки зрения ценности… нельзя провести резкого отграничения природы и культуры, и я хотел бы ещё выяснить почему при определении понятия культуры так легко на место ценности вступает понятие духовного»(2). На этот вопрос ответили русские философы словами Н.А.Бердяева: «Духовность несет с собой освобождение, она несет с собой человечность», поэтому «дух, свобода, личность имеют нуменальное значение… Возможен прорыв духовности в социальную жизнь, и все лучшее в социальной жизни исходит из этого источника»(3). Прорыв духовности в социальную и индивидуальную жизнь человека и осуществляется в виде общечеловеческих и духовных ценностей, становящихся внутренней основой, ядром культуры - собственной сферы бытия человека как представителя человеческого рода. Поэтому гуманитарное знание по сути своей не просто совокупность данных разных наук о человеке, а знание о человечности, об одухотворенном культурой бытии человека в природе и обществе. Поэтому гуманитарное знание не противостоит естественнонаучному, как считали неокантианцы, а вбирает его в себя до известного предела.

Этот предел определяется тем добытым философией фактом, что человек не просто биосоциальная система, которая сама объясняется в нём выходящим за её пределы иррациональным началом кратко называемым дух . В этом смысле человек воплощает единство тела, души и духа. И если, скажем, о физическом и психическом здоровье способна позаботиться современная медицина, то духовное здоровье уже выходит за рамки её возможностей и компетенции. Влияние духовного фактора на проблему здоровья людей и их выживание особенно наглядно проявляется в динамике смертности в России со средины ХХ века, проанализированной сотрудниками Государственного центра профилактической медицины. Так, резкое повышение смертности гражданского населения вне зоны боевых действий в 1941-1942 гг. из-за паники и общего стресса, сменяется в 1943 г. Резким снижением почти в 2 раза и к концу войны снижается ещё в 1,5-2 раза на победном духовном подъеме при голоде и хозяйственной разрухе, достигнув самой низкой отметки 6,9 человека на 1 тысячу населения в 1960 г. - один из лучших показателей в мире. В 1970-80-х гг. снова рост смертности при социально-экономической стабильности, но и росте духовного застоя, чувства беспросветности и безынициативности. В 1986-89 гг. смертность трудоспособного населения снизилась сразу на 40% из-за появившейся было надежды, но шоковая терапия 1992 г. и вновь всплеск смертности. В 1995-1997 гг. процесс стабилизировался и смертность от сердечных, лёгочных и даже инфекционных заболеваний несколько снизилась, но дефолт августа 1998 г. снова вызвал растерянность, отчаяние, чувство безысходности и, как следствие, скачок смертности до примерно 16 человек на 1 тысячу населения в 2000 г. - один из худших мировых показателей. Только с 1992 по 1997 гг. Россия потеряла 3,5 млн. мужчин в возрасте от 20 до 45 лет, а смертность превышает рождаемость в 1,6 раза, хотя средний показатель уровня жизни в 2000 г. примерно равен уровню 1960 г. Так сказывается влияние духовного фактора, который в проблеме выживания народа, а следовательно и национальной безопасности России сегодня относится к материальному в пропорции 4 к 1. Это означает, что динамика смертности зависит от условий жизни лишь на 20%, а на 80% - от психического самочувствия людей и духовного состояния общества в целом. К таким выводам пришли сотрудники ГЦПМ, проанализировав причины смертности по 50 социально-экономическим и медицинским параметрам (4), а не только по низкому уровню жизни, плохой экологии, алкоголизму и преступности, которые обычно называются в числе главных для России.

Подобные расчёты и соотношения, сколь бы относительны они не были, в целом бесспорно свидетельствуют о том, что человеческая смертность зависит не столько от того, на что жить, сколько от того как, и главное, зачем жить, - вот основная гуманитарная характеристика человека. В эти 80% вошло чувство безысходности не просто от низкого уровня жизни и роста преступности, а прежде всего - от утраты смысла жизни, повлекшей за собой, в том числе, и рост самоубийств. Подтверждением этому служит, например, тот факт, что по данным ЮНЕСКО, в 1994 г. Бельгия, занявшая первое место в Европе по уровню жизни, оказалась на втором (после Венгрии) по числу самоубийств. Не случайно А.Камю назвал, в своё время, проблему самоубийства («стоит ли жизнь труда жить») основным философским вопросом современности. И это не случайно, поскольку разрастающийся глобальный кризис грозит гибелью не отдельным странам, народам и сословиям как прежде, а всей земной цивилизации в целом именно потому, что он является не просто социоприродным, а касается уже и духовно-ценностных, сущностных основ бытия человека. Он означает, как заметил Н.А.Бердяев, конец гуманизма и разложение самого человеческого образа. Трагизм ситуации заключается в том, что экономического и геополитического могущества здесь недостаточно, ибо сами по себе они могут лишь усугубить положение.

Определённый уровень формализации может, как видим, способствовать установлению качественных характеристик в гуманитарном познании при выполнении, естественно, основных требований системной методологии. Так, исходным пунктом системного исследования является разделение изучаемого объекта на систему, под-систему и элемент. Но уже обзор наиболее типичных точек зрения на исходную категорию «система» показывает значительные, на первый взгляд, расхождения в определении её специфики. Если отвлечься от частностей, то в определении «системы» господствуют две крайности: с одной стороны, системность признаётся всеобщим атрибутивным свойством и тогда совокупность любых явлений, объединённых всякой, пусть и случайной связью, уже представляет собой систему. Л.Берталанфи, например, понимал под системой лишь комплекс элементов, находящихся во взаимодействии. С другой стороны, критерием системности считается целостность, которая означает появление новых свойств, не присущих элементам в отдельности, вне системы. Эту позицию сформулировал ещё А.А.Богданов (5). Существующие в литературе определения системы располагаются, так или иначе, между этими двумя полюсами, но среди них есть ещё позиция отчасти снимающая крайности первых двух. Её наиболее четко сформулировал В.Н.Сагатовский: «Любой объект есть в одном отношении система, а в другом - не система. Определить систему как категорию - значит выделить то отношение, в котором любой объект может выступать как система». Автор вводит в качестве критерия системности и основного системообразующего фактора понятие «целесообразной функциональности», считая целенаправленное функционирование способом существования системных объектов (6).

Всё это наводит на мысль, что различными авторами берутся за основу и обобщаются свойства системных объектов, взятых из разных областей, различных структурных уровней, находящихся на разных этапах своего развития, а значит, и сложности, к тому же с различными исследовательскими целями, вплоть до возможности, например, формализованного описания. Поэтому необходимо сделать ряд исходных для нашего рассмотрения выводов.

Первый из них касается установления уровня системности объекта через соотнесение элемента, подсистемы и системы, которое предполагает не формально-логическую степень общности по объёму, а различение качественной специфики данных категорий. А так как элемент тоже может рассматриваться как система, то указанная закономерность и должна работать при установлении уровня объекта, исключая произвольный выбор.

Отсюда следует второй вывод, заключающийся в необходимости определения стадии развития данного системного объекта и, следовательно, степени его сложности. Так, В.Блауберг и Э.Г.Юдин, вводя критерии отличия «органичных» систем от «не-органичных», считают, что первым должны быть присущи не только структурные, но и генетические связи, связи субординации, а не только координации. Должно преобладать влияние структуры, стабильности и активности целого по отношению к частям, наличие подсистемы с вероятностным функционированием их элементов, в отличие от однозначной детерминированной связи подсистем между собой и целым (7).

Третий вывод требует, по-видимому, в зависимости от уровня системности объекта, введения функционального критерия . Ряд авторов вообще считают, что функциональное бытие системы должно быть основой для анализа её структуры, а не наоборот (8). Исследование закономерностей связей должно включаться в анализ не просто взаимосвязанных, а именно функционирующих элементов.

Четвёртый вывод заключается в малой перспективности попыток прямой реализации системного подхода, минуя разработку специализированных для данной области методов, что особенно относиться к координации и использованию данных наук раз-личного уровня в гуманитарном познании.

Пятый вывод относится к определению системообразующего элемента, своего рода несущей конструкции, заключающей в себе основное противоречие функционирующей системы в её конкретно-историческом развитии.

Естественно, что этот минимум основных системных требований только в единстве может стать необходимым и достаточным условием, по крайней мере, постановки проблемы системного исследования сверхсложного объекта. Всё дело в том, что берется в качестве такого объекта. В нашем случае - это специфика гуманитарного знания в целом, на основе которого, как видим, может быть уточнена и конкретизирована сама методология системного исследования.

Примечания.

Обзор для обоев краски, продажа в интернет магазине.
  1. Богданов А.А. Линии культуры Х1Х и ХХ века//Вестник международного института А.Богданова. 2000. №4. С.28-29
  2. Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре//Культурология. ХХ век. Антология. М.,1995. С.73
  3. Бердяев Н.А. О назначении человека. М.,1993. С.324
  4. См.: интервью с доктором медицинским наук И.А.Гундаровым в газете «Труд» от 28.09.2000. С.6
  5. См.: Тектологический альманах. Труды международной научной конференции «Тектология в ХХ1 веке»/ Редкол.: Г.Д.Гловели, В.Д.Мехряков. М.,2000. С.218
  6. Сагатовский В.Н. Опыт построения категориального аппарата системного подхода// Философские науки. 1976. №3. С.71, 74-75
  7. См.: Блауберг И.В., Юдин Э.Г. Становление и сущность системного подхода. М.,1973. С.177-178
  8. См., напр.: Егоров А.Л., Хасанов М.Х. Система, структура, функция//Философские науки. 1978. С.46

Наверх

Хостинг от uCoz